Трудно как-то однозначно описать все, что происходило дальше. Трепет, страх и восхищение моих подданных, впервые за тысячи лет увидевших степных волков, сменились неистовым ликованием по поводу их возвращения. Да и моего тоже. Два эти события, одно из которых больше походило на чудо, чем другое, превратили полевой госпиталь в балаган. Сначала осторожно, сотрясаясь всем телом, а затем, осмелев, мои сородичи один за другим подходили к исполинских размеров хищникам, довольно виляющих хвостами, когда кто-то принимался чесать их за ухом и гладить лоснящуюся черную шерсть. Моя волчица смотрела на все это действо свысока, с гордо поднятой головой, словно для нее, как для вожака стаи, подобное проявление дружелюбности было истинным ребячеством. Она не отходила от меня не на шаг, следовала немой тенью, пока я обхаживала койки больных, беседовала с демонами, принимала поздравления и купалась в искренней радости после своего возвращения с того света.
Удивительно, но никому из моих сородичей словно не было никакого дела до того факта, по каким именно причинам моя жертва уничтожила армию портентумов. Вопреки обыкновению никто даже и не попытался упрекнуть меня в ведении двойной игры, в шпионаже, усомниться в преданности. Возможно, причиной такой снисходительности было возвращение степных волков, коих не видели уже тысячелетия. Будто сам факт присутствия этих гордых хищников в полевом госпитале сводил на нет все предрассудки и домыслы. Волки не вернулись бы из изгнания абы к кому. Они были преданными спутниками древних Правителей Инфернума, иначе никак. И уж если не доверять их инстинктам, то во что вообще верить?
Пришлось несколько отложить пересчет раненых, поиски среди выживших после бойни знакомых, ведь чуть ли не каждый подданный желал лично поздороваться и обняться, заверив в своей бесконечной преданности. Я даже не ожидала, что мой приход в место великой скорби закончится неистовым воодушевлением не сходить с намеченного пути: отстоять свой дом любой ценой, бороться из последних сил со злом, откуда бы не росли его проклятые костлявые руки.
Наконец, когда вереница страждущих, как мне казалось, закончилась, и я готова была уже молить о пощаде, или просто сбежать в свои покои, на мои плечи легли горячие сильные руки.