– Много ты понимаешь в природе!
– Всю жизнь с ней прожил!
– Думаешь, раз ты спишь в фургоне без колес и вечно торчишь на свежем воздухе, ты понимаешь природу? Ну, про скот-то ты ничегошеньки не знаешь, корова – она из плоти и крови и ничего общего не имеет с твоими картофелем и редисом.
– Ну вот что: я тут у вас готов делать все, что мне скажут, а ни на что другое не подписывался.
– Но карабин-то у тебя есть, верно?
– Уж если браться истреблять все живое, так чего бы не пострелять лисиц, диких котов и всех косуль, какие есть – их-то все больше и больше, всех не положишь. Да еще рыси спускаются с Центрального массива, но и их не перестреляешь!
– Рысь не может заразить корову туберкулезом, равно как и кошка, и косуля; сам видишь, что ни в чем не разбираешься.
Фредо не ответил. Он, как это часто бывало, решил не накалять страсти, тем более что отец повадился всем грубить с тех пор, как ему пришлось довольствоваться ролью человека, отдающего распоряжения. Жану тяжко давалась эта зависимость от других, тем более что и других-то становилось все меньше и меньше; мучило его и то, что он почти не видит внуков и дочерей. Их фотография неизменно красовалась на почетном месте на буфете, рядом с телевизором: три сестры тесной группой, все улыбаются, все в летних юбочках, жмутся друг к другу, уклоняясь от водной струи. Такое подростковое клише, причем без Александра; Фредо однажды об этом заговорил, и родители ему ответили – а что Александр, его мы и так каждый день видим. Невзирая на прогноз погоды, Жан не прекращал свои вылазки, уверял, что уже тридцать лет травит лисиц газом в норах, а одновременно достается и барсукам. Впрочем, с тех пор как с помощью приманки с вакциной удалось избавиться от лисьего бешенства, популяция барсуков снова начала расти.
– Вам еще лошадь не хватало завести.
– Это почему, потому что лошади барсуков давят?
– Нет, потому что барсуки разбегаются от запаха лошадиной мочи.
– Хорошая мысль, нужно обдумать.
– Уж лучше обдумывать, чем убивать. Вас послушать, так всех этих, которые в Карри-ле-Руэ в карантине, тоже перестрелять надо.
Четверг, 6 февраля 2020 года
С тех пор как она осталась одна в этой слишком просторной квартире, Каролина зажигала свет во всех комнатах, едва начинало темнеть. Но нынче вечером и этого оказалось мало, ее потянуло пройтись вдоль канала до центра, посмотреть на людей, тем более что столбик термометра поднялся до 24 градусов – начало февраля выдалось теплым, почти летним. По дороге к рынку Виктора Гюго она пересекла площадь Вильсона, посмотрела на скамейки, где когда-то сиживала студенткой, когда Тулуза еще напоминала ей Эльдорадо. Прохожие никуда не торопились, некоторые даже устроились посидеть на террасе. Четверг, в кафе прохлаждались компании молодежи, и Каролина сильнее обычного боялась наткнуться на кого-то из своих студентов: обнаружат, что она бродит по вечерам в одиночестве, в руках ни сумки, ни авоськи – словом, без всякого дела. При взгляде на молодежь оживали забытые ощущения – в их возрасте восемь вечера это совсем рано, впереди еще вся жизнь.