– Ближайшее от нас хозяйство в двадцати километрах, никакого риска заражения.
– А кабаны? А лисы? В Дордони именно они эту болячку и разнесли.
– Кабаны в Бертранж не поднимаются, уходят вниз, к долине, так что это тебе скорее стоило бы огородить грядки с луком и спаржей.
– Спаржа туберкулезом не болеет, насколько мне известно.
– Пока не болеет!
Мама предпочитала не вмешиваться, она давно уже решила для себя, что ферма наверху – больше не их забота, и теперь они туда не заходили вообще, отчасти потому, что и так прожили там пятьдесят лет, но в основном – потому что не понимали методов своего сына, не верили в эти его неогороженные пастбища, в эти магазины, где торгуют сами производители, в истории о прямых продажах прямо с фермы – им эти сложности казались пустой тратой времени. Они вообще не хотели больше слушать разговоры про животных, а уж разводить их тем более: не держали даже ни попугая, ни кота.
Ужин продолжился в молчании. На экране сотни экскаваторов разных цветов двигались борт в борт, совершая гидравлическими ковшами почти балетные движения. Александр прибавил звук, чтобы выяснить, что это за чудо техники. В Китае строят по две больницы в день, по две больницы на тысячу мест каждая, а здесь у нас уже пять лет дожидаются строительства медпункта и под него еще даже котлованне выкопали.
Делаус[1] объявил, что в Париже выявлено два случая заражения загадочным китайским вирусом, но больные пошли на поправку. Перед величественным зданием клиники интервьюировали выстроившихся в шеренгу врачей в белых халатах, они заверили, что все уже в полном порядке. Остается только выяснить, как эти двое заразились новым вирусом, возможно, его подхватил кто-то еще. И тут же сюжет сменился репортажем из Турции, где десятки человек погибли в результате землетрясения, существует опасность, что в ближайшие дни или месяцы можно ждать повторных толчков.
Они доедали сыр, и перед глазами у них проходило все, что случилось в мире; привычную ложку растворимого кофе они бросали в чашки с ощущением странного головокружительного падения.
Когда дошло до прогноза погоды, звук опять убавили, хватало и картинки. Молодая женщина разогнала немногочисленные облака, пришедшие с востока, всюду развесила солнышки. В столовой воцарилось то же барское спокойствие, что и снаружи. Александр убрал со стола, загрузил посудомойку – мать строго следила, чтобы он не отлынивал. Ее упреки всегда вызывали у него улыбку. Отец вышел, чтобы спокойно выкурить сигарету, хотя и считалось, что после двадцати лет курения он бросил. Александр обнял мать и пошел к отцу. У него, как и у отца, выработалась привычка держать ухо востро, хотя стояла полная тишина, которую не нарушали ни косули, ни кабаны, ни лисы, даже для уханья неясытей было еще слишком рано – удивительно, как оно бывает, что не слышно совсем ничего, кроме легкого гула автострады на виадуке. Это звук долетал до них при определенном направлении ветра, так же как и шум ветряков, которые сегодня, правда, бездействовали. Тема ветряков в разговорах больше не поднималась, однако раньше родители неизменно вставали на сторону его трех сестер, хотя и жили с Александром.