* * *
От снега в сумерках ему почудилось, не подымается ли свет от земли.
Распознает ли он миг своей смерти – или она будет как падение ночи.
* * *
Джонова деда вымыло на берег, и его принесли домой в родную деревню, распознанную по узору у него на груди и по намеренной ошибке на рукаве.
Все моряки, кого вынесло на берег в то лето: Адрианус, Мартинус, Уильям, Йенс, Ари, Томас, Дирк, Йос, Хендрик, Джеймз, Люк, Дорус, Эдвард, – и все женщины из портов Северного моря, заслужившие себе новый титул перед фамилией: Вдова Марис, Вдова Фишер, Вдова Ланглэндз, Вдова Мартин, Вдова Хансен, Вдова Мейер, Вдова Уильямсон, Вдова Фэрни, Вдова Трост…
Кое-кто утверждает, будто это слухи, что нет свидетельств тому, чтобы моряков вообще возвращали домой при помощи неправильно вывязанного жгута. Но как и всё, во что нам трудно поверить, такому, чтобы оказаться правдой, нужно случиться всего лишь раз.
* * *
Холодный дует ветер над моим любимым, холодный мочит дождь…
– Не скажу, что никто не умер, ее слушая, – сказал Гиллиз.
* * *
Возможно, сознание случалось, лишь когда оказывалось достаточно живых людей, чтобы зародилась искра, чтобы замкнулся контур, чтоб у песчинки накопилась критическая масса для того, чтобы стать дюной, чтоб синапс позволил стае вмиг сменить курс. Потом возникнут и другие метафоры – хиазмы, размен, перекрест. Неправильная кроссировка.
* * *
Есть ли в смерти душа, сознание без материи?
Под Сиеной была такая церковь со своей горгульей – голова с двумя телами. Не большей мукой ли было б иметь две головы и одно тело?
Всё, думал он, дуалистично, ничто не одно: снег ярчает лишь с углублением сумерек.
* * *
Теперь метет уже крепко, отчего ж ему не холодно?
Он вспомнил, что было больно. Отчего ему не больно сейчас?
* * *
Паб был почти пуст; пьянчуга, сведший их вместе, все еще спал. Джон подождет с Хеленой на станции, до утра еще много часов. Каштановые волосы ее поблескивали, твидовое пальто со строгим воротником. Она была изящна, искренна, пытлива, кротка, он не знал, как принадлежать кому-то, как он ее отпустит.
– Жалость не дает нам никакого права на другого человека, – сказала она, – или не дает никакому человеку права на нас.
– Это разновидность суждения, – сказал он.
– Жалость – не любовь, – сказала она.
Кто с ним когда-либо так разговаривал?