Отец Гало вздохнул. Если не брать во внимание подобные недостатки, то сеньорита Мар была статной, стройной и обладала сдержанным нравом. На всякие сплетни, хулившие ее за мужеподобие, она не обращала ни малейшего внимания, потому как в деревнях подобных россказней хватало на всех, и если уж ей и впрямь не хватало женской сладости, что так ценится мужчинами, то, верно, своими умениями мастер сахарных дел сможет ее капельку подсластить.
Посмеявшись над собственной шуткой, отец Гало решился следующим утром пойти к доктору Альтамире с предложением.
Доктор Альтамира жил в неброском каменном доме с деревянными галереями и балконами, отделанными лепниной. Отец Гало немало гордился коротким знакомством с доктором, который, на свою беду, был либералом, атеистом и придерживался прогрессивных взглядов. Жена его, донья Ана Мартинес, по праву супружества слыла в Коломбресе докторшей. Ей нравилось выращивать у себя в саду лекарственные растения, которые она затем дарила пациентам, не могущим позволить себе продававшийся в аптеке сироп. Не сказать, чтобы Хустино был безмерно этому рад, поскольку тех, кто вместо обращения к нему в приемную предпочитал просить у нее травяные сборы, облегчавшие их недуги, совсем при этом не раскошеливаясь, оказалось немало. Но он прощал ей эти проказы, поскольку любил ее больше всего на свете.
Донья Ана гордилась своими детьми. Оба сына посвятили себя науке и в городе Хихоне занимались хроническими и скрытыми заболеваниями. Единственная их дочь росла на разговорах родителей о трудах Консепсьон Ареналь и Эмилии Пардо Басан и ловко делала уколы. Они были по-своему счастливы, несмотря на незаживающую сердечную рану доньи Аны: детей у них было трое, а разрешилась она четырежды.
Стоя возле железной ограды, окружавшей небольшой сад, отец Гало вспомнил давнюю беседу с доньей Аной. «Прекратите читать девочке книги Пардо Басан – они не идут ей на пользу», – говорил он ей, на что она ему отвечала: «Известно ли вам, что есть женщины-путешественницы, которые ужинают в сельве вместе с обезьянами?» – «С обезьянами! Боже упаси!»
Посему отец Гало опасался, что его предложение не найдет радушного отклика. И, не лелея больших надежд, вздохнул, поправил берет и стукнул по дверце дверным молотком. Вскоре ему открыла горничная Басилия.