– Поезжай в Крокус-сити, – голос главреда прозвучал на редкость мягко.
– Зачем?
– Купишь себе капучино, познакомишься с кем-нибудь, – он усмехнулся. – Там открылся Олдтаймер. Ты же любишь старый автохлам? А нам статью заказали. Так что давай, езжай. Фото сделаешь сам. Развейся, короче.
В его словах я услышал недосказанное: «и забудь навсегда об этом деле». Увы, сделать этого я не мог, как ни старался.
Олдтаймер всегда похож на помесь барахолки и музея старины. Обожаю тачки начала прошлого века, когда дизайнеры из кожи вон лезли, чтобы придать внешнему виду стильность и неповторимую красоту.
Огромный зал с высоким потолком заполняли разнокалиберные машины, каждая из которых была для меня олицетворением целой эпохи. Я смотрел с благоговением и на роскошный роллс-ройс тридцать второго года цвета топлёного молока, с «велосипедными» дисками и выгнувшийся дугой «летящей леди» на капоте. И на «Кадиллак Эльдорадо» пятьдесят девятого года, похожий на истребитель с задними фонарями в виде сопел ракетных двигателей. И на родную «Чайку» цвета антрацита, на которой лет сорок назад ездил какой-нибудь партийный вельможа. На барахолке сумел найти редкий экземпляр масштабной модели форда «мустанг босс 302». Бродил по выставке до самого закрытия и остался после, чтобы сделать снимки для статьи. Это так здорово, когда тебе не мешают лениво слоняющиеся обыватели с детишками.
Возвращался я, когда ночь уже спешила прогнать день, вольготно располагаясь в сизом небе. Сквозь паутину веток хилой берёзовой рощицы мелькнул свет в окне пятого этажа облезлой хрущобы, где находилась моя квартирка. Но решил, что померещилось.
Поднялся по лестнице на свой этаж, открыл дверь, прошёл по коридору. Заливший гостиную яркий свет обнажил не только захудалую мебель: старый книжный шкаф, продавленный диван, кресла, что достались мне после развода, но и незваных гостей. В кресле у окна вальяжно развалился плотный мужчина в мешковатом костюме. Длинное губастое лицо, уголки рта опущены вниз, как будто владелец вечно не доволен чем-то. Низко посаженные оттопыренные уши.
– Какая честь для меня, – сказал я, как можно спокойнее, хотя по спине проскользнул противный холодок. – Сам господин Яков Урусов пожаловал. И по какому случаю? Выпьешь?
Я подошёл к бару, протянул руку, но сделать ничего не успел. Метнулась тень, дверца захлопнулась, едва не прищемив мне пальцы.