– Думаешь? – ехидно вторил ему Брутто.
– Тогда ты Брут!
– Если я Брут, то ты Кассий.
– Логично, тебя, по крайней мере, больше знают.
– Я ненавижу отсылки к Данте. Если я лично попаду в Ад, то там точно будет всё как у Данте.
– Второй тогда мой вопрос пусть останется не озвученным.
– Да уж, пожалуй, держи при себе, – чуть расстроенно и неловко произнёс Брут, пряча взгляд вниз.
– Ну что, куда дальше ехать? Что ты там хотел? – спросил водитель, вставляя ключ в зажигание и пару раз прокручивая его. В конечном итоге двигатель завёлся. Магия, не иначе! Только советский автопром мог завестись в такую погоду – то ли от тёплой дружеской атмосферы, то ли из-за работы поршней и сжигания солярки, едкий запах которой подло проникал в салон, напоминая об угрозе беспечного отдыха и сна в тёплой машине посреди ледяного града. Длинные улицы и отсутствие должного сцепления с дорогой превратили поездку на машине в весёлое катание по катку. Словно летящий призрак по мёртвому городу, улочки, тупики и задворки расплывались за окном.
– Ну что, Брут! Как ты думаешь, за какой грех тебя сошлют в Тартар? – спросил Кассий с улыбкой.
– Ох, даже не знаю. Похоть и чревоугодие точно не по мне.
– Значит, отметаем, – весело отметил Кассий.
– Я думаю, уныние всё-таки. Всё надоело, настолько всё противно, что даже смерть кажется скучной и банальной.
– Да уж, уныние создано для тебя, – подмигнул Кассий.
– Мне кажется, это самый сильный грех. От похоти и чревоугодия можно избавиться, от похоти даже физически. От гордыни и тщеславия, гнева нас избавляет сама жизнь. Алчность тоже такой грех, много есть способов совладать с ним.
– Например, насытиться.
– Ага, а вот что делать с таким грехом, который рушит любое желание шевелиться? Грех, который разрушает любое стремление и любое желание.
– Грех нашего поколения. И думаешь, нет ничего, что с ним бы совладало? Может быть, счастье? Любовь?
– Любовь – субъективная абстракция. Кажется, подумаешь об этом более сконцентрировано, и вот уже ничего и не любишь. А счастье? Не смеши меня, все знают, счастья нет – есть лишь покой и воля. А когда ты в унынии, тебе не хочется покоя, и у тебя нет воли.
– Чушь какая-то! Всё тебе не то. По мне так любовь – субъективная абстракция только тогда, когда кое-кто расстался на днях с подружкой. А до сего всё с любовью было в порядке, и уныния не бывало. И из нас двоих именно мне перестало цитировать Поэта, – саркастично подмигнул Кассий, театрально поправив свои кудрявые волосы.