Снова процедуры, сдача анализов и – опять никаких утешительных результатов! Патимат молилась, прижимала к себе Расула, забирая его в палату с процедур, вся дрожала от волнения, когда шла с ребенком на осмотр к очередному специалисту. Минуты, часы, дни длились, казалось, вечностью. На свете, наверное, нет ничего мучительнее, чем ждать.
В последнюю, шестую неделю пребывания в стационаре она со страхом поняла, что уже несколько часов ее малыш не спит, а попросту не приходит в сознание. Его положили в реанимацию. Пару дней спустя ее пригласили к лечащему врачу. От предчувствия страшной беды ее сердце бешено забилось, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, в висках болезненно застучало, и она зарыдала, когда тот сказал ей оправдывающимся голосом:
– У ребенка очень слабый иммунитет, вряд ли доживет до завтра, – при этом старался не смотреть ей в глаза, будто считал себя виноватым за бессилие медицины перед неизвестным недугом. – Поверьте, мы сделали все, что в наших силах. Будет правильно отдать вам сына – сегодня вы должны побыть вместе…
– Он не умрет! – воскликнула та, задыхаясь от слез. – Я не отдам его! Ни завтра, никогда!..
Потом брела по улицам Кизляра с погасшим взглядом, никого вокруг не замечая: ни дороги, по которой шла, ни людей, что оглядывались на нее. Только прижималась мокрой от слез щекой к холодному личику сына и, не отрываясь, прислушивалась к его слабеющему дыханию, будто страшась, что может не услышать его. В голове билась одна-единственная мысль: «Если Расул не выживет, то я умру вместе с ним!»
На автостанции к ней подошла какая-то старуха. Патимат не сразу узнала односельчанку – бабу Наташу. Маленькая, худощавая, с лицом, морщинистым, как ссохшаяся слива. Эту старую женщину знал и уважал каждый житель совхоза «Вперед», в котором она проработала всю свою жизнь.
Уже в автобусе вкратце рассказала ей, что случилось.
– Я привезла им своего сына, чтобы они спасли, а те вернули и сказали отвезти его умирать домой! – закончила, задыхаясь от глухих рыданий.
Баба Наташа сочувственно погладила ее по голове, еще раз внимательно взглянула на ребенка, почти не подающего признаков жизни, проверила пульс у него на руке; потом наклонилась к несчастной матери и прошептала:
– Не крушись, девонька. Возвернешься домой, дождись-ка меня, я приспею минут этак через двадцать-тридцать (чай, живем рядышком), – старуха коротко отдышалась и еще тише добавила: