Полупрозрачное не пойми что ростом мне по колено и в количестве двух штук увлеченно тырили со стола мой ужин. Один белесоватый в подтеках балахон с капюшоном как раз волок к краю стола кусок хлеба, чтобы потом его сбросить в подставленные четырехпалые лапки второго балахона, наизготовку стоявшего внизу.
Балахон хлеб двигал тяжело, с усилием, так, если бы катил по столешнице целую краюху, а не один кусок. Цыплячьи лапки с черными изогнутыми когтями второго нетерпеливо и жадно подергивались.
– Мейра! – хрипло прошептала я.
Балахон на столе повернулся на голос, застигнутый врасплох, и я едва не заорала истерично, рассмотрев торчащую из-под капюшона крысиную морду. Мейра! Мейра! Мейра! Это что, меня поселили в башне с гигантскими призрачными крысами?! Крысы-мутанты, достаточно стыдливые и цивилизованные, чтобы носить одежду, Мейра меня подери?!
Крыса внизу, что-то тоненько пискнув, метнулась в сторону, прячась за моей же кроватью, а её подельник на столе выпучил глазки-бусинки и, выронив из костлявых когтистых лапок хлебушек, в изумлении бухнулся на попу, да так и застыл, боясь пошевелиться.
Я смотрела на призрачного посетителя, тот, смешно двигая кончиком носа, смотрел на меня.
– Прячься! – донеслось откуда-то приглушенное шипение. Мейра, неужели из-под моей кровати?! Я передумала спускать на пол ноги, наоборот, даже под одеялом их к себе поближе подтянула.
– Она нас не видит, – также шепотом ответила сидящая на попе крыса.
– Видит, – возразила крыса внизу.
– Не должна, – с сомнением произнесла первая и, видимо, на пробу зацепила лапой кусок хлеба и тихонько покачала, испытующе на меня поглядывая.
Я вздрогнула.
– Вижу, – сказала я. Прокашлялась и добавила:
– И слышу.
– А чего тогда не визжит?! – поразилась крыса под кроватью и даже чуток оттуда вылезла.
Мейра! Да я бы давно завизжала, если бы горло сперва не перехватило от страха и волнения, а потом…потом, когда крыса-воровка осела так драматично, застигнутая на месте преступления, я даже…умилилась. Ну, то ли я такая извращенка, что даже на монстриков умиляюсь, то ли во мне сработало чувство солидарности с товарками по цеху: сама воровала, представляю, что это такое, в самый ответственный момент нарваться на хозяина добра. Хорошего мало.
Подельник на столе приподнялся и сказал вполне культурно: