– Послушайте, – обратился я к Якобсонам. – В армии существует такое правило: «С момента инцидента и до написания жалобы должно пройти не менее трех суток». Что я хочу этим сказать? Думаю, все здесь согласны с тем, что наша встреча прошла не совсем гладко в плане конструктива; слишком много эмоций и даже обморок. Мы все немного перепугались и морально истощились на данный момент. Это не самое лучшее состояние для трезвого диалога, такие вопросы стоит решать на холодную голову. Также считаю обязанным добавить, что у меня действующая лицензия психоаналитика, и как специалист также и в этой области, я работал с десятками супружеских пар и семей, и что я был свидетелем положительных исходов. Кризисы, подобные вашему, преодолеваются совместными усилиями, и я хочу попросить вас не торопиться с фатальными решениями и дать мне шанс попытаться помочь вам также в качестве психоаналитика. И в первую очередь дать шанс вашей семье. Я предлагаю провести несколько сеансов по отдельности, посмотрим, что из этого выйдет. Захотите поработать дальше – продолжим, если нет, то я бесплатно вмиг решу все юридические формальности, за которыми вы сегодня обратились.
Миссис Якобсон ожидающе покосилась на мужа. Понятно было, что ее подобный вариант устраивает и инициатива мужа – это то, чего она изначально добивалась во всем этом спектакле. Все еще взволнованный и осознавший для себя ценность супруги мистер Якобсон незамедлительно выпалил:
– Согласен! Мы должны попробовать. Мы обязаны хотя бы ради детей, Доротея! – он умоляюще посмотрел в сторону супруги.
Та, в свою очередь, снисходительно, но искренне ответила:
– Я всегда выкладывалась полностью на благо семьи, и если есть хоть малейшая вероятность все сохранить, то я готова сделать очередную попытку. И похоже, от Вас, мистер Доусон, теперь многое зависит.
Затем мы попрощались. У меня не было конкретного плана работы с этой парочкой, но помочь им хотелось. Так же, как и хотелось просто закончить на сегодня с ними. Завтра днем я приму миссис Якобсон, ну а мистер Якобсон будет вечером после работы. Я сидел в кресле опустошенный. И дело даже не в этой парочке. Какими бы странными ни были эти двое, но их дочь – это просто нечто. Я думал о ней, и у меня невольно рождалась улыбка. Я не чувствовал злобы, что странно, как минимум нелогично. У меня скорее даже появилось некое ощущение тепла и азарта. Хотелось бы увидеть ее снова. Увидеть в другом настроении, узнать ее. Прочесть, как самую интересную книгу на свете. Интересно, она всегда такая? Я услышал столько жалоб на нее от Якобсонов. Неужели их дочь всего-навсего трудный подросток, который никак не повзрослеет? Но, находясь под впечатлением от мистера и миссис Якобсон, я не мог поверить, что такое возможно. Это порядочные люди, трудолюбивые, образованные, можно даже сказать строгие и дисциплинированные. В таком окружении невозможно быть… Быть каким? Вопросы ложились кирпичиками, складываясь в огромную пирамиду вопросов. Догадки тщетны и безответны, мне хотелось узнать правду, если не лично, то хотя бы теперь, работая над их семейным конфликтом, я мог что-нибудь для себя прояснить. Хотя какой с того толк? Я вспоминал ее взгляд, когда она мне грубила. Это был взгляд куда-то глубже, сквозь меня, далеко-далеко. А я всего лишь мелкий раздражитель, иголка, проткнувшая накачанный гневом шар. Судя по всему, у нее не лучший период в жизни. И я хотел бы помочь. Почему она назвала меня евреем? У меня нет таких корней, и внешне я никак не похож. И вообще, у нее родители разных национальностей: мать – южанка, отец – северянин. Откуда этот антисемитизм или расизм, как это возможно в принципе в Калифорнии? Ужасно нелепо и без ответа. Я вышел в приемную к Ли Сан и попросил ее рассказать с самого начала о том, как Якобсоны пришли, о чем говорили и все такое.