Стук в дверь удивил нас обоих. Отодвинув кувшин с горячим вином, благоухавшим корицей, гвоздикой и мандариновыми корочками, мой хозяин встал, пересек холл и отворил двери. На пороге стоял мужчина, закутанный в плащ; войдя в зал и откинув капюшон плаща, он обратился к Маттеусу:
– Мне нужна сеньора Оливия.
Я рассматривал его, сидя на аптечной стойке: у незнакомца были правильные черты лица, но пока о его внешности я не мог сказать ничего определенного – кроме того, что лицо его было красным, словно ошпаренным кипятком – ледяной ветер славно потрудился, обжигая его кожу.
«Ну надо же, – думал я, нервно хлопая хвостом по стойке, – всем срочно потребовалась вдруг Оливия, да так понадобилась, что этот господин бежал сквозь ветер – а пока она была жива, про нее никто и не вспоминал».
Маттеус открыл было рот, желая сказать, что Оливии больше нет в живых, но мужчина его перебил. Вынув из складок плаща маленький конверт, запечатанный восковой печатью, он заявил:
– Я должен передать этот конверт лично ей в руки. Дело в том, что один очень дорогой и близкий мне человек в этом мире – моя старая нянюшка скончалась, вчера вечером. Но незадолго до смерти она попросила бумаги и чернил. И, собрав последние силы, написала короткое письмо, адресованное доне Оливии, запечатала его и попросила отнести. Она сказала, что это ее прощальное «прости». Поскольку просьба передать письмо, причем как можно скорее, была ее последней волей, я здесь…. Я должен немедленно видеть дону Оливию.
– Я сожалею, – развел руками Маттеус, – но дело в том, что дона Оливия…
– Ее нет дома? – резко перебил незнакомец. – В таком случае, передайте ей это письмо, когда она вернется. Полагаю, если это просто прощальное «прости», мне нет особой нужды передавать ей лично в руки…
Отдав конверт моему хозяину, он подул на руки, пытаясь их согреть – не слишком удачная попытка, ибо они, судя по их багровому цвету, тоже изрядно окоченели. Затем, коротко поклонившись, он повернулся к двери с явным намерением снова шагнуть туда, где властвовал колючий пронизывающий ветер.
– Постойте, сударь! – окликнул его Маттеус, – я вижу, вы продрогли, и вам бы не помешало отогреться, раньше, чем вы пойдете обратно. Вы позволите мне предложить вам бокал горячего вина?
– Вы очень любезны, – неуверенно произнес наш гость, – но мне, право, неловко…