Матабар IV - страница 105

Шрифт
Интервал


Ардан буквально всем телом ощущал напряжение, исходящее от Милара. А краем глаза и вовсе замечал, как Пнев то и дело тянется к револьверу. Затем замирает, убирает руку от кобуры и вновь тянется обратно.

Старьевщик тоже не мог не замечать подобного смятения, но, как и сапожник, не обращал ни малейшего внимания.

– Мы… разобрались с явлениями, которые тревожили вашего знакомого, господин Старьевщик.

Лицо странного человека тронула не менее странная улыбка. Как если бы на Арди одновременно смотрел скалящийся хищник, довольный тем, что добыча сама по себе, без лишних усилий, пришла в его логово; а с другой стороны – перед юношей сидел добрый, немного беспечный, по обыкновению дураковатый пекарь. Мягкий и теплый, как и его изделия.

Арди все пытался разобраться кого именно он видит перед собой – пекаря или хищника, но неизменно приходил к одному единственному варианту ответа.

Перед ним сидел Старьевщик. Такой, каков он есть.

И потому – опасный.

Может быть лишь немногим менее опасный, чем Полковник. Но уж точно куда страшнее, нежели Йонатан или Цассара.

– Тогда, как и было обещано, господин Эгобар, первая часть моей благодарности, – Старьевщик хлопнул ладониями.

На сей раз они оказались без перчаток и от внимания Арда не укрылись жуткие, отвратные шрамы, оставленные химическими ожогами. Местами кожа сморщилась до состояния вот-вот готовой порваться, мокрой бумаги. Местами наоборот – вспенилась и встопорщилась, напоминая собой кору осины. И при всем при этом, кожа будто… пульсировала. Как если бы под ней билось миниатюрное сердце, только разрезанное вдоль и вытянутое от запястья до пальцев.

Старьевщик заметил взгляд Ардана.

– Наследство беспечной молодости, господин Эгобар, – развел он руками и улыбнулся в прежней, беспечной манере, хотя теперь Арди смог различить в улыбке осколки сожалений. – Но мы ведь этой прекрасной, весенней ночью обсуждаем не меня, так ведь?

Крак-крак-крак.

Потрескивая, неумело переставляя ноги, дергаясь из стороны в сторону, к Милару и Ардану из глубины лавки шествовала… кукла. Ростом с шестилетнего ребенка, покрытая лаком, с “лицом”, выкрашенным масляными красками так, чтобы напоминать лицо девочки. Румяны, носик и громадные, белые глаза. А еще красное платьице в синий горошек. И клацающие по паркету туфли, на поверхности которых отражался свет Лей-ламп.