Дым стелился над ковром и узором паркетной елочки. Прижимался соскучившимися псом, лишь изредка вспениваясь кипящим, густым молоком. И в этой пене, в лопающихся пузырях, появлялись силуэты.
Тонкие, женские руки тянулись вверх. С их костей облезала плоть, сливаясь воедино с обрывками изорванной одежды. Длинные, желтые ногти скреблись о пол, оставляя за собой длинные царапины и буквально вытягивая, выдергивая из небытия силуэты дев. Те будто хватались за пол, чтобы выбраться наружу.
Их лица, обезображенные гримасами боли, сверкали желтыми глазами. Рты, открытые в неестественных формах, были полны вязкой, липкой слюны, капающей вниз.
Кап-кап.
Кап-кап.
Зубы, кривые, желтые и зеленоватые, сломанные и спиленные, торчали в разные стороны. Так же, как торчали в разные стороны и сами девы. При каждом шаге изломанных ног, те дергались подобно тому, как дергаются марионетки под властью неопытного кукловода.
И их ступни клацали по паркету.
Клац-клац.
Клац-клац.
Десятки изломанных дев. Они выли и стонали. Так, как воют и стонут умирающие, из последних сил цепляющиеся за остатки света, все еще теплящегося в их засыпающих разумах. Как воют дети, стоя на свежей могиле родителей. Как воют матери, держа в руках похоронку, пришедшую с фронта.
Как воет голодный, замерзший котенок, прячущийся под тонкой полоской картона, спасаясь от проливного дождя. Как воет обманутая и преданная женщина. Как воет мужчина, потерявший смысл жизни.
И они пахли.
Пахли не нашедшей справедливости болью, незаслуженной обидой, расставанием и разбитым сердцем.
Пахли гнилыми цветами. Пахли протухшей водой. Пахли горелой плотью.
– В-вечные Анг-гелы, – заикаясь, Милар, человек далеко не робкого десятка, осенил себя знаменем Светлоликого. – Ты ведь говорил, что призраков не существует!
Ардан резко вытянул перед собой руку с зажатым флаконом.
– Их и не существует, – произнес он, сжимая подушечку распылителя.
Тут же из медного носика выстрелила струя алого тумана. Тот, стремительно раздуваясь, понесся в сторону десятка дев. Расширяясь быстрее, чем мог уследить взгляд, плотный и густой, туман всего за пару мгновений окутал весь холл первого этажа, а затем, точно так же стремительно, исчез, растворившись красными лентами.
А вместе с ними растворились и девы. Смолк их вой. Исчез поганый запах. И только следы на полу, изорванные обои и разрезанный ковер явно намекали, что девы не имели ничего общего с иллюзиями.