Было уже совсем-совсем темно, и Фаусту становилось жутко, и мерещились почему-то волки, которые шли рядом и ждали, когда он упадет, и тогда они непременно набросятся на беззащитного человека и растерзают его. Это Ветер изображал стаю голодных волков.
Огонек долго не приближался, казалось, до него далеко-далеко, но скоро он превратился в одинокое окошко. А рядом с ним Фауст нащупал дверь и постучал. Вышедший человек показался родным. И Фауст, даже не поздоровавшись, поспешил сразу спросить, испугавшись, что человек исчезнет.
– Скажите, где Точка?
– Их пять. Какая тебе?
– Я не знаю, ну, там Ричард, волосатый такой, он давно уже здесь.
– А, Длинноволосый… здесь, рядом, с километр будет. Иди – вон, видишь, огонек горит.
Фауст обернулся и стал приглядываться, но не увидел огонька. А когда повернулся назад, дверь уже закрылась. Стучать второй раз он не решился и пошел смотреть огонек. «Километр-то я пройду, во всяком случае вернусь сюда». Ступая наугад, по кочкам, запинаясь, он и вправду заметил едва уловимый свет. Дойдя до него, обнаружил строение, нащупал дверь, постучал. Вышел Леший с керосиновой лампой. Фауст поначалу испугался его, но Леший оказался добрым, схватил незнакомца за руку, потащил через два – «не падай!» – порога:
– Заходи, давно к нам никто не заходил.
В свете керосиновой лампы Фауст успевал едва различать какие-то предметы: тряпки, валенки, ящики под ногами, кастрюли. Из одной берлоги Леший тащил уже в другую, тоже заваленную всяким хламом. Было такое ощущение, что находишься в некой пещере, и сейчас вот мыши летучие вспорхнут и заденут крыльями, пролетая. Было тесно. Потолок нависал, паутина липла к лицу. Железная кровать стояла прямо на земле: пола не было, и на ней восседал второй Леший, в валенках, в шапке-ушанке, с топорщащимися отовсюду волосами.
– Рома был начальник дома, и его рожа всем знакома, – представился хозяин и протянул стакан, – давай, с дороги.
Фауст хотел было побрезговать, но подумал, что это неудобно, люди ведь от души.
– Как тебя?..
Услышав непонятное слово Фауст, Рома сразу же окрестил по-своему: Фантомас.
– А это – брат, Мишаня.
Оба лешачка премило улыбались и старались высказать гостю все, что знали, но Рома все время перебивал брата, и получалась такая непонятная болтовня; да и Мишаня все время путался и вместо произносимых слов просто мычал. Пахло какой-то плесенью, сыростью. Фауст боялся, что Рома упадет на него и выльет водку, но тот как-то все извертывался и продолжал стоять, шатаясь. А главное – здесь не дул ветер. Но как здесь можно жить – непонятно.