– Я очень рад, что ты передумала, – Сергей Николаевич подтянул еще одно кресло и сел прямо напротив Юли, касаясь ее коленей своими, – Но что заставило тебя передумать?
И она, запинаясь и краснея, честно поведала свою историю и свои ночные размышления. Было стыдно называть вещи своими именами, но она справилась.
Сергей Николаевич слушал внимательно и задавал уточняющие вопросы. Он собирался подпустить девочку очень близко к себе, и должен был быть уверен, что она не заслана конкурентами. Служба безопасности потом, конечно, все проверит, но как же девчонка хороша!
Когда Юля закончила рассказ, и подняла слезящиеся от стыда глаза на Сергея Николаевича, то увидела на его лице довольную улыбку. Он снова взял ее дрожащие холодные ладошки свои теплые большие ладони и, поцеловав, кончики пальцев, подтянул к себе на колени.
– Ты что вся трясешься, как заяц? – улыбнулся Сергей Николаевич, обнимая и прижимая к себе.
Он явно хотел ее успокоить, но Юля наоборот затряслась еще сильнее… Сейчас… Кажется, все случиться сейчас.. слезы хлынула из глаз… Как бы она не храбрилась, но сейчас с большим трудом заставляла себя сидеть на коленях мужчины, ведь больше всего на свете хотелось сбежать. Да только там, куда она могла бы сбежать, все было бы гораздо хуже.
– Юленька, – объятия вдруг разомкнулись, а голос вдруг стал холодным, – если тебе неприятно, то я не буду настаивать, ты можешь идти. Я не насильник, девочка…
– Нет, – Юля помотала головой и всхлипнула, продолжая сидеть на коленях Сергея Николаевича, и чувствуя, что ей снова хочется, чтобы он стал теплым, – мне не неприятно… мне страшно… я еще… никогда… ни с кем…
– Вон оно что, – тихо рассмеялся Сергей Николаевич, и снова обнял ее, – так ты еще девочка?
Она отчаянно закивала и спрятала вспыхнувшее от стыда лицо на его груди.
– Дурочка, – он прижал ее сильнее и зашептал на ухо, обжигая жарким дыханием и прикосновением губ, – какая же ты у меня дурочка…
От этих добрых слов Юля не выдержала и разрыдалась. А Сергей Николаевич, все так же прижимал ее к себе и, поглаживая по спине большой теплой и ласковой ладонью, ждал, когда она успокоится. Но его эта доброта и нежность словно прорвали плотину тех эмоций, что терзали Юлю все эти неудачные две недели. И она никак не могла перестать плакать.