Как и в классических восточных рубаи, любовь у него плотно связана со вкусом к жизни (будь то любовь к женщине, к вину/талке, к творчеству). Порой эта любовь уравнивается с божественным началом, порой – выставляется обманом, «дурманом», но «спасительным» для человеческой души.
6. Социальная и бытовая сатира
Автор не чурается комментировать политику, общественную жизнь: волки и бараны (аллюзия на власть и «народ»), рассуждения об олигархах, сельских смутах, чиновниках.
Нередко звучит мысль, что «стаду нужен хороший пастух», что «всеобщая смута ничего не решает», а сильные (волки) пользуются глупостью слабых (баранов).
Такие мини-сюжеты часто завершаются горькой, но ироничной моралью о том, что мир не меняется, и все мы лишь частички большой системы, в которой «всем правят сильные».
7. Образ жизни как пути-поиска
Сквозная идея – жизнь «из ниоткуда в никуда» и, одновременно, жизнь как единственный шанс «познать себя» в относительной свободе. Часто говорятся вещи вроде: «Обрети себя на этом пути», «Шагающий из ниоткуда в никуда – твоё истинное назначение».
При этом обнаруживается противоречие между «желанием познать» и «бессилием» ума, которое только запутывает человека ещё больше. Автору близок мотив: «Всё уже создано до нас, и мы лишь повторяем».
8. Отношение к религии и творцу
Во множестве рубаи присутствует упоминание о «Творце», иногда называемом «Создатель», «бог», «Главный Пастух» и т. д. При этом герой текстов либо иронизирует над божественным замыслом («Неужто если бог создал безбожником, он этого не знал?»), либо впадает в почтительное размышление о том, почему мы не понимаем истинного промысла.
Проводится и мысль о том, что вера может сосуществовать с философией и жизненной мудростью, но слепой догматизм (что в образе «святоши») отторгается.
9. Язык и тон
Язык – доступный, «разговорный» (вплоть до просторечия и резких слов вроде «говно философское»), но при этом наполнен философскими терминами, аллюзиями, архаизмами («рубай», «святоша», «Зоил»), образными тропами и иронией.
Тон колеблется между лирическим, меланхоличным и гротескно-саркастическим. В одном рубай смиренное размышление о смерти, в другом – насмешливая шутка о том, как поэт «упился талкой и уснул».
10. Итоговая оценка и значение
· Уникальностьсборника в том, что он создаёт смешение «духа Хайяма» (и шире – восточной философской поэзии) с русским бытовым колоритом (водка, политика, критика лести, ирония над своей же поэзией).