В одном из таких высокогорных селений, в бедной семье кочевника Ибрагима, росли сыновья Фархад и Темир. Они вместе пасли овец местного богатея Ислам-бека.
Дом Ибрагима, слепленный из глины и плоских камней, одной своей стеной прислонился к огромному валуну, скатившемуся в незапамятные времена в неширокое межгорье из поднебесья. Двадцать лет назад, еще до падения хвостатой кометы, о которой известили ишаны и муллы, пугая безграмотный люд предстоящими бедствиями и лишениями, небольшая семья Ибрагима вместе с десятком других семей из долины поселилась в этой неширокой седловине, зажатой со всех сторон скалами. Новопоселенцам казалось, что они нашли самое подходящее для кишлака место, с богатыми пастбищами по берегу стремительно несущей свои воды горной речушки, разрезающей седловину на две части. Аксакалы назвали селение простым и звучным именем – Кохи-Саяд. В центре кишлака, на берегу шумной речки росла вековая развесистая ива, названная аксакалами Деревом Совета. В редкие праздничные дни и дни печали собирались под этим деревом все сельчане. В жаркие дни завсегдатаями здесь были старики, которые за чаем и мирными беседами коротали время. Иногда аксакалы обсуждали последние события, которые изредка доходили до кишлака из уст односельчан, спускавшихся по единственной, приткнувшейся к пропасти тропинке в долину. От ивы, окунающей свои узловатые, словно вены горца, корни в горный поток, вел неширокий, связывающий обе части кишлака деревянный мостик, с которого сельчане обычно черпали воду. На сухом, толстом сучке этого самого древнего в кишлаке дерева всегда висела толстая волосяная веревка с кожаным ведром на конце.
Взяв веревку, статный, крепкий подросток в поношенном, выгоревшем на солнце, но опрятном чекмене, перепоясанный потерявшим цвет красноватым с желтой вышивкой, поясным платком, ловко забросил ведро на самый стрежень бурлящей речушки и без особой натуги его вытянул. Перелив воду в глиняный кувшин, парень повесил ведро на сук, осторожно, чтобы не расплескать воду, поставил свою ношу на плечо и неторопливо зашагал к дому.
Попадающие навстречу сельчане с улыбкой смотрели ему вслед. Это и понятно, в семье их уважаемого односельчанина Ибрагима рос и раздавался в плечах красавец мужчина. Тонкие черты его смуглого, с пробивающимся румянцем лица явно выдавали благородное аравийское происхождение. И неудивительно – в кишлаке было немало потомков древних обитателей Мавераннахра, и Темир, так звали молодого пастуха, считал себя принадлежащим к этому древнему кочевому племени и искренне этим гордился.