Иду довольно быстро, несмотря на перегруженный рюкзак. Мне в этом месте просто физически некомфортно находиться, потому стараюсь не задерживаться. Времени у меня достаточно, но… Как-то Иван Саныч, наш учитель по патриотизму, приволок древние фильмы – не знаю откуда – и вот там как раз были эти высокие цилиндры, наполненные непонятно чем. Только в фильме в тех цилиндрах инопланетяне были, а тут… Нет, нельзя думать об этом, просто нельзя.
Вот в таком состоянии я дохожу до катера, чтобы залезть внутрь, а затем, забыв даже подключить магистраль, резко стартовать из этого места. Жуткое место, просто кошмарное, я себе и не представлял раньше, что подобное может быть. На самом деле я, конечно, понимаю, почему девушка выглядела так знакомо, а труп в белом халате – не очень. Наверное, это и есть «западный партнер». Но вот тот факт, что в костюме врага тоже был человек, значит очень нехорошие вещи.
Я задумываюсь настолько глубоко, что даже не прохожу процедуры посадки, впрочем «Якутия» на подобные нарушения никак не реагирует. Мне хочется плакать. Вот три года не плакал, даже когда увидел, что от мамы и папы осталось, а сейчас плакать хочу, потому что сил просто нет, но нужно снять скафандр и все собранное разложить. Носители информации ссыпать в приемный бокс искусственного интеллекта, а бумаги придется читать самому. Вряд ли меня после увиденного на этой странной базе что-то удивит.
Двигаясь практически без раздумий, я обнаруживаю себя в своей каюте, где предаюсь слезоразливу, как девчонка. Совершенно не помню, как здесь оказался, но сейчас просто реву. Такого предательства я просто не ожидаю. Получается, не «чужие» убивали наших, не «чужие». Хочется полететь к Земле и сбросить на нее что-то поинтереснее, да только не решит это ничего, вот в чем беда-то.
Надо заканчивать лить слезы и идти к бумагам. Может быть, если я отдам эти бумаги нашим, они помогут? Надо будет попытаться хотя бы, ну а не выйдет, тогда и буду думать. Я вытираю слезы, приходя в себя, ведь к такому меня точно не готовил никто. Наверное, мысли мои бегут по кругу, и очень, до зубовного скрежета, не хватает папы. Его рук, его поддержки, его уверенности…
Что же, пора подниматься. Я встаю, оправив сбившуюся наверх ткань комбинезона. Совершенно ничего не помню из того, что было после посадки, совершенно. Но сейчас я выхожу из каюты, направляясь в рубку, чтобы запросить выжимку с носителей информации, а затем посмотреть и бумаги. Ответ в них должен быть, и я его совершенно точно найду, ибо другого варианта нет.