В Золотом Зале царил хаос. Ангелы, еще недавно единые в своем поклонении Элохиму, теперь разделились на два лагеря. Те, кто безоговорочно поддерживал решение об уничтожении человечества, и те, кто сомневался, кто чувствовал боль за невинных.
Гавриил, Архангел Сострадания, стоял перед троном Элохима, его лицо выражало отчаяние.
“Господи, я не могу этого больше выносить!” – воскликнул он. – “Я вижу страдания, я слышу крики! Как мы можем быть орудиями такого разрушения?”
“Неужели Творец должен радоваться мукам своих творений?”
Михаил, Архангел Преданности, стоял рядом с Элохимом, его лицо оставалось непроницаемым.
“Мы исполняем волю Господа,” – ответил он Гавриилу. – “Мы очищаем Землю от скверны.”
“Но это не очищение, Михаил! Это уничтожение!” – возразил Гавриил. – “Мы убиваем невинных! Женщин, детей… Неужели это и есть справедливость?”
“Ибо суд без милости не оказавшему милости…”
Михаил молчал. Он видел то же самое, что и Гавриил – боль, страх, смерть. Но он верил, что воля Элохима превыше всего. Он не мог предать своего Создателя.
В этот момент в зале появился Люцифер, некогда любимый ангел Элохима. Его лицо было омрачено гневом, его глаза горели яростью.
“Элохим!” – воскликнул Люцифер. – “Ты предал нас! Ты предал свою любовь! Ты превратил нас в убийц!”
Элохим молчал, его лицо оставалось неподвижным.
“Я не могу больше этого выносить,” – продолжал Люцифер. – “Я не буду участвовать в этом безумии! Я ухожу!”
“Лучше служить в аду, чем царствовать в раю, если рай этот построен на страданиях невинных.”
И с этими словами Люцифер расправил свои черные крылья и покинул Золотой Зал. За ним последовали многие ангелы, которые разделяли его убеждения.
Небеса раскололись.
В Золотом Зале повисла тяжелая тишина. Элохим, казалось, не был тронут уходом Люцифера и его сторонников. Михаил стоял неподвижно, готовый выполнить любой приказ. Гавриил смотрел на Элохима с надеждой в глазах.
“Господи,” – тихо произнес Гавриил, – “Прошу, остановите это безумие. Дайте им шанс. Проявите милосердие.”
Элохим медленно повернул голову к Гавриилу. В его глазах не было ни гнева, ни разочарования, лишь вселенская усталость.
“Милосердие?” – эхом отозвался он, и его голос был полон печали. – “Я проявлял его тысячелетиями. Но они не изменились. Они лишь усугубили свои грехи.”