Отлично. Даже лучше, чем отлично! Я и не надеялся так быстро увидеть Андрея. Уже успел обрадоваться, а потом вспомнил слова Белорецкого об амнезии. А вот тут уже не отлично. Хотя, может зря я так начал переживать? Может у него вполне обычная амнезия, а не такая, как у меня? В голове даже мелькнула мысль, а вдруг в теле Боткина сейчас такой же, как и я? Да ну, нет, два снаряда в одну воронку? Вот скорее снаряды так упадут, чем произойдёт то же, что произошло со мной. Но раз к нему пока запретили подпускать мастера душ, значит всё далеко не в порядке. Могли не допустить, кстати, в том числе и из-за более агрессивного стиля работы штатных мастеров.
Вскоре из коридора вышел человек в штатском, и не подумаешь, что это полицейский. Заметив сомнение в моём взгляде, он предъявил удостоверение в развёрнутом виде.
– Капитан полиции Бобриков – представился он и ловко захлопнул удостоверение, убирая его во внутренний карман. – Идите за мной.
Даже не спрашивал, кто я, зачем я. Как так-то? Я оглянулся вокруг, в холле никого кроме меня нет. Теперь понятна беспечность сотрудника полиции. Он шёл впереди достаточно быстро. Это хорошо, что я тоже люблю быстро ходить, другой давно отстал бы. Мы спустились в подвал, вышли в подземный коридор, а тут оказалось вообще легко можно заблудиться, как пуля в навозной куче. Переходы разветвлялись, изгибались, выходили на первые этажи, потом вновь уходили под землю. Ужас какой-то, а ведь наверняка делали для удобства, чтобы попасть из одного корпуса в другой и не попасть при этом в буран или ливень.
Наконец мы пришли в нужное здание. Как я это понял? Мы поднялись на третий этаж и точно не собирались ни в какой переход. Возле четвёртой двери стояло два охранника в форме. Хм, а ведь папа Боткина грозился к нему приставить кучу охраны на всех подступах. Возможно решили, что главная угроза миновала и Серафим Павлович позволил своим людям расслабиться. Мы вошли в палату, в центре стояла какая-то навороченная койка, похожая на наши функциональные в реанимации. Андрей лежал с закрытыми глазами, лицо выглядело вполне здоровым. Слева от него в кресле сидел ещё один полицейский в штатском, значит их всего четыре, как и говорил Белорецкий.
Я подошёл к другу поближе и взял за руку, щупая пульс. Он открыл глаза и повернул голову ко мне. В его глазах никаких эмоций – ни радости, ни печали, ни узнавания меня в качестве друга, которого по идее рад должен был увидеть, особенно учитывая, что находится под усиленной охраной. Я ждал, что он заговорит первым, но он и не собирался. Просто с интересом меня изучал, как нового человека.