Февраль был злой, лютый, морозный – если бы это случилось тогда, я бы уже стал частью интерьера. А теперь? А теперь мне опять повезло. Ха-ха. Везёт, как утопленнику, что ни говори.
А история – встала. Герой мой застрял в каком-то закоулке, и я не знаю, как его оттуда вытаскивать. Он – в тупике, я – на диване. Оба, считай, на эшафоте.
И имя её я так и не узнал.
28 марта
Консервы заканчиваются.
Что ж, не впервой. Никогда не был из тех, кто запасается, – зачем, если за углом двадцать четыре часа в сутки «всё по акции»? Моя удача вновь не подвела: именно в тот день, буквально за час до всего этого, я успел перехватить у бедного курьера пару пакетов. Мальчишка был весь в мыле, шапка набекрень, а я ещё тогда подумал – чего это он так суетится? Видать, уже тогда в воздухе витала тревога.
Успел ли он домой? И сейчас так же сидит и глядит в окно?
Что было бы, закажи я позже?Всего на час? Нет. Стоп. Не думать.
Сколько я уже здесь? Понятия не имею.
Даже воробьи больше не прилетают на мой подоконник.
Я ведь раньше мечтал, чтобы время снова стало вязким, тянущимся, как ириска из советского автомата: жуй-жуй, пока пломбы не вылетят, а толку ноль. В детстве оно было именно таким. А потом – фьють! – и двадцать лет прошло.
А теперь – стоит. Будто тоже сидит со мной в этой чёртовой квартире и ждёт, пока я начну разговаривать с мебелью.
Что ж, осталось только придумать ей имена.
29 марта, 03:00
Ну, всё к чёрту. Решил начать рукопись заново.
Писать на голодный желудок, как ни странно, легче. Глупость, конечно, но голод делает голову яснее, будто кто-то вымыл мозги хозяйственным мылом – противно, зато начисто. Лучше вижу, где наврал, где недодумал, где в историю просочилась какая-то дрянь.
Хотя… может, и вовсе не ту историю я начал писать?
Вдруг это вовсе не про путешествие? Вдруг мой герой, как и я, не сделает ни шага за порог? Пусть гниёт в четырёх стенах. Пусть таращится в окно. И пусть ему будет не с кем говорить, кроме как с самим собой. И пусть попробует не сойти с ума – я посмотрю.