Мужчина пригласил остальных присесть рядом со столом и снова предупредил визитершу:
– Вот тут товарищи капитан Шубин и майор Мурашко. Они хотят с тобой побеседовать, расскажи им все, о том, как здесь оказалась. Ты не переживай, я тоже здесь буду все время, рядом. Если устала или что другое, только скажи. Сделаем перерыв, умаялась ты сильно, понимаю.
Узкие плечи распрямились, девочка вытянулась на стуле, твердо сказала:
– Нет, я могу говорить, сколько надо. Пускай спрашивают.
Зубарев бросил обеспокоенный взгляд на подчиненных, но все-таки отошел в сторону, уступая им место за своим столом.
Майор Мурашко, невысокий и худощавый мужчина, откашлялся и попросил:
– Расскажи, как тебя зовут и как в подполье оказалась. И как добралась сюда.
Девочка даже если и волновалась, то прекрасно скрывала свои чувства. Руки она сложила на коленках, сжав кулачки. Уставилась невидящим взглядом в пространство, лицо снова стало непроницаемым, будто не было ни слез, ни стремительно навалившегося сна.
Ровным, глуховатым голосом она начала говорить:
– Меня зовут Ольга Белецкая, мне шестнадцать лет, я родилась и всю жизнь прожила в Одессе. Мои родители – рабочие на заводе. Я – комсомолка, была принята в ряды ВЛКСМ год назад в подпольной организации одесского движения сопротивления. Со второго года оккупации Одессы, моего родного города, являюсь членом подпольной чекистской группы товарища Бадина.
Шубин и Мурашко переглянулись между собой в немом удивлении: шестнадцать? На вид можно было девочке дать лет двенадцать, до того она была мала ростом и изящна.
Девочка вдруг подняла подбородок выше, словно стараясь сопротивляться чему-то невидимому:
– Я – еврейка… С первого дня оккупации я и моя мать, Дора Белецкая, присоединились к партизанским отрядам в катакомбах под Одессой. Моя мама работала в лазарете, а я – на кухне. Потом мне стали давать более сложные поручения, я стала связной в отряде товарища Бадина. В мою задачу входило записывать секретную информацию специальным шифром, а потом относить шифровки в тайники, оттуда остальные подпольщики из других шахт или партизаны передавали по рации сведения в штаб Красной армии. Еще весной сорок третьего вместе с остальными моими товарищами я выбиралась на поверхность земли для участия в диверсиях. Меня чаще всего ставили наблюдателем при таких операциях, потому что я очень внимательная, могу долго не спать и не отвлекаться. Еще у меня острый слух, я знаю немецкий, потому что бабушка и дедушка всегда говорили на идише и по-немецки дома. Поэтому я была полезна для отряда, переводила разговоры часовых или надписи.