Проворно двигаясь, Громов вновь открыл шкаф, достал свежее платье, затем подошёл к кровати и отвернул край пышного одеяла. Граф поморщился от боли. Его левая нога, представляя печальное зрелище, была изрыта набухшими красными шрамами, обвивающими конечность со всех сторон. Ухватившись за протянутую руку адъютанта, граф кое-как поднялся на ноги.
– Сегодня обойдусь халатом, – резко сказал он.
Граф рывком запахнул накинутый на его плечи длинный стёганый халат и, так и не позволив Громову привести в порядок его всклокоченные волосы, наклонился вбок, словно сломанная кукла, и одним пальцем подцепил трость. С усилием опираясь на неё, Николай Алексеевич заковылял, страшно хромая, в гостиную. Дойдя до первого попавшегося дивана, он рухнул на него и застонал:
– Когда же всё это кончится? – голос графа исказился, изливая злобу. – А идите все прочь! Немедля прочь! – прорычал он и закрыл лицо руками.
Лакей и две горничных, оказавшиеся в это время поблизости, побросав все свои дела, поспешили убраться подальше от хозяина. Под горячую руку никто попадать не хотел. Громов тоже не заставил упрашивать себя дважды. Быстрым шагом он вылетел из графского дома и направился к флигелю, бормоча под нос:
– Чем я провинился? За что судьба так немилостива ко мне? Неужто мне всю жизнь придётся прислуживать этому самодуру?
По своему обыкновению и в любую погоду сразу после завтрака княгиня Рагозина совершала прогулку в небольшом саду. Сад был разбит позади особняка и имел форму вытянутого прямоугольника. В самой дальней его части росла разлапистая ель, посаженная ещё дедом княгини. Дерево чудом не пострадало в пожаре 1812 года, хотя стоявший рядом сарай сгорел дотла. Вот под этой елью и было любимое место Анны Павловны, здесь она могла часами вспоминать былое или вести задушевные беседы. Нижние ветви дерева образовывали подобие навеса и надёжно защищали от дождя и снега лучше любой крыши. Сад пересекала широкая, мощённая плоским камнем дорожка, её выложили недавно, чтобы удобно было проехать на кресле. Вдоль дорожки росли розовые кусты и несколько яблонь. Яблоки с них убрали, и ветви голых деревьев и кустов сиротливо колыхались на ветру. В ноябре уже нет той красоты, что ждёшь от сада, теперь только снег спасёт его.
Попасть в сад можно было, обойдя особняк по двору или через высокие стеклянные двери малой столовой, где проходил завтрак. Была ещё одна дверь, ведшая в сад из небольшой оранжереи с экзотическими растениями, но с сентября по май она запиралась.