– Потому, что делаем это сейчас, и все самое свежее, самое приятное и сильное для нас двоих не в прошлом, а в настоящем и впереди, – пояснил я, целуя ее голое плечо.
– Мне нравится течение твоих мыслей. Очень нравится. Они похожи на не пение этих Чаш, – ответила Афина, не открывая глаз и позволяя, освобождать тело от одежды. – Даже похоть от тебя, Астерий, мне приятна. Она не такая, как у других. Твой эрос чист, как вода в святом источнике, – она положила ладонь на мою шею, притягивая меня ближе и прошептала: – Хочу тебя. И хочу, чтобы ты не спешил. Правда, это сложно совместить?
– Да. Боюсь, что во мне победит первое, – ответил я, освобождая ее грудь от тонкого шелка.
– Расскажи, как ты хотел меня раньше? Очень хотел при Одиссее? – дочь Зевса приподняла мой подбородок.
Я молчал, глядя в ее небесные глаза. Мне хотелось смеяться. От радости, которой было так много, что она не помещалась во мне.
– Я все знаю, Астерий. Знаю, что я была в твоих снах, и что ты там делал со мной, – она поцеловала меня в губы, и когда отпустила, я смог освободить Воительницу от остатков одежды. Сейчас Афина была передо мной такой, как недавно в бассейне с Небесной Охотницей, с той лишь разницей, что рядом не было строгой Артемиды, наши тела омывала не теплая вода, но воздух и пение Чаш Любви.
Мои губы ущипнули ее сосок, ладонь коснулась ее живота. Коснулась нежно так, как к нашим телам прикасалась мягкая трава под нами. Я почувствовал, что грудь богини часто вздрагивает, приподнял голову, и Афина, встретившись со мной взглядом, пояснила:
– Мне хочется смеяться! Просто приятно и радостно.
Я не стал говорить, что точно такое же чувство испытывал я сам. Поглаживая живот дочери Зевса, моя рука опустилась между ее бедер. Палец продолжил путь между влажных губок, медленно, едва касательно, дразня так, что Воительница не выдержала и прошептала:
– Астерий, бессовестный истязатель… Наверное, не надо так медленно! – ее ладонь нашла моего воина, сжала его, разжигая в моем теле и еще больше нестерпимого пламени.
Я смог сдержаться еще: ласкал ее щелочку, заставляя Афину выгибаться и трепетать, пока богиня не притянула меня к себе. Я возлег. От нетерпения мы оба дрожали точно от холода, хотя нам двоим было столь жарко, что казалось сейчас превратимся в пламя. Мой воин не сразу нашел ее мокрую пещерку, но, когда нашел, Афина вскрикнула и вцепилась в меня.