Ничто сомнительное или способное поставить друга перед затруднением категорически не принималось Василием Степановичем. Но даже самой незамысловатой бумаженции, подписанной наверху, требовалось для ее следования по всем нижестоящим инстанциям «приделать ножки». Понимая, что, сказав А, нельзя не сказать и Б, наш герой взял на себя и эту задачу. Перезнакомившись постепенно с ответственными людьми в подразделениях городского управления, он зачастую мог уже не беспокоить Самого, а утрясать дело с непосредственным исполнителем.
Исподволь разъяснилось, чьи услуги какого количества денежных знаков могут потребовать, и появление Василия Степановича в том или ином кабинете, само собой разумеется, стало вызывать в сердцах обитателей кабинета самое искреннее и доброе расположение.
Незаметно и очень скоро образовался круг просителей, стремительно расширяющийся и объединяемый крепнущим день ото дня доверием к Василию Степановичу. Узаконить постройку, оформить аренду или приобретение участка, подключить к энергосетям, к воде, газу, канализации… Это сделалось профессией нашего героя, не отягощенной никакими юридическими формальностями. Каждый клиент становился его приятелем, которому он помогал, – да, не бескорыстно, однако и с увлеченностью откровенно дружеской. И почти всякий из тех, кому посодействовал Василий Степанович, располагал возможностями в чем-то своем, чем, естественно, приумножались и возможности самого Василия Степановича.
В кафе за чашечкой любимого, способствующего поддержанию здоровья, зеленого чая принимались просьбы, там же сообщалось об исполненном. Жизнь, через край заполненная хлопотами, приносящими удовлетворение и выгоду всем причастным, – вот что безоговорочно было принято его душой. Именно в этом он, пусть и с серьезным запозданием, но так удачно нашел, наконец, себя. Это ничем не напоминало работу или службу, – он словно бы катил, оседлав время, как верхом на потоке спускаются ради развлечения туристы по горной реке.
Лишь изредка, подобно крошке, затерявшейся в постели, укалывала его назойливая мысль об эфемерности всего, им обретенного. И возникало желание вложиться во что-нибудь осязаемое. Во что? Думалось, что этим мог бы стать дом. И сад.
Супруга, сын и недавно пополнившая их семью невестка горячо одобрили идею. Дети, для которых недавно была куплена простенькая квартирка в родном подъезде, выразили желание жить совместно с родителями в большом будущем доме на своем отдельном этаже. Это вошло в такое трогательное созвучие с его собственным, пусть и абстрактным, представлением об истинной семье, что Василий Степанович с этого момента с наслаждением стал погружаться в неотличимые от мечтаний планы.