Развитое государство не может жить в замкнутом пространстве, без взаимодействия с другими политико-экономическими объединениями, с которыми она производила бы духовно-цивилизационный обмен. У Руси до монгол таким социумом была Византия и (в меньшей степени) остальная Европа. Взаимодействие со Степью, с половцами, с которыми многие князья вступали в союзнические отношения и даже роднились, носило сугубо политико-военный характер. Кочевники не могли дать ничего серьезного в культурно-цивилизационном плане – слишком различны были экономические уклады. Монгольское нашествие внесло в эту ясную цивилизационную ситуацию коренную перемену. Руси, зажатой между католической Европой (Византия в 1204 г. была захвачена крестоносцами) и языческо-мусульманским Востоком, предстояло сделать исторический выбор: на кого опереться теперь? Казалось бы, выбирать все равно не из чего. Что реального могла дать Орда в культурном и экономическом плане? Ничего. Однако ситуация выбора привела к расколу, ибо была третья составляющая силы – военно-политическая. В тот период решающим фактором была сила меча. Меч определял, кому где властвовать и властвовать ли вообще.
В среде правящего класса сформировалось два течения. Одни князья привычно выбрали в качестве ориентира Европу. Другие – Восток в лице империи Чингизидов. Последнее обстоятельство, казалось, должно осложняться тем, что Орда выступала в качестве победителя Руси. Однако монголы не являлись завоевателями в чистом виде. Русь ими не оккупировалась. Кочевники сделали то же, что и предыдущие волны печенегов и половцев – несмотря на свои победы остались в степях. С половцами постепенно сложился своеобразный политико-экономический симбиоз оседлой Руси и кочевой Степи. Обе стороны воевали друг с другом, но и торговали, а князья и дружинники даже вступали в брачные союзы. Часть князей киевского периода Руси активно сотрудничала с кочевниками, используя дружины своих родственников и союзников для борьбы с другими княжествами. Отряды половцев десятки раз наводились на города и веси Руси. Их услуги оплачивались разрешением грабить земли князей-соперников. Так что психологическая основа для активного сотрудничества с новоприбывшими кочевниками была налицо. Качественная разница киевского периода сожительства со Степью состояла в том, что тогда Русь выступала по отношению к кочевникам как минимум равная по военному потенциалу сила. Половцы или другие кочевые племена никогда не наносили столь тяжких ран, как монголы. И самое главное, отношения со степняками никоим образом не сказывались на цивилизационной ориентации Руси. Русь продолжала быть составной частью римско-византийской цивилизации Европы. И вдруг для части политической элиты Руси Европа (впервые!) становится главным врагом страны, а Степь единственным союзником! То был переворот не меньший по политическим масштабам, чем разрыв, например, большевиков со «старым миром».