– Вы знаете, мне приятно, честно, – на этот раз дежурная улыбка исчезла с ее лица.
– Я вам признаюсь, и будь, что будет, – глубокий вдох, – я сражен вашей красотой, не поужинаете со мной? – спонтанно вырвалась из меня смесь современных формальностей с устаревшими фразами. Глупо и банально.
– К сожалению, мне нельзя, – произнесла она и поцеловала меня в щеку горячими губами.
Вот и все, что у меня от нее осталось, – горстка загадочных слов. Она даже не успела объясниться, ее окликнул какой-то громила в такой же белой мантии:
– Ева, нам пора, полиция уже здесь.
Он бесцеремонно схватил ее за руку и потащил, я даже не успел возразить. Ева и вовсе не сопротивлялась, я лишь услышал, как она назвала его Элиудом. Цветок она тут же спрятала под одеждой. У бульвара Бурдон громила усадил Еву в черный фургон, номер которого я зачем-то пытался разглядеть; там уже сидели остальные ряженые. Тонированный «Рено Трафик» скрылся за углом. Я был сражен ее словами: кто мог ей запрещать ужинать с парнями?
Площадь Бастилии тем временем превратилась в муравейник: примчались полиция, национальная жандармерия, протестующие бросались металлическими ограждениями, камнями, жандармы достали щиты, дубинки, дымовые шашки, ловили возмущенную публику и скручивали руки. Рядом с этими бунтарями стало опасно находиться, я кое-как унес оттуда ноги.
Добравшись к вечеру до дома, узнал из новостей, что такие акции проходили одновременно еще в Лионе, Дижоне, Марселе, Страсбурге, Тулузе, Реймсе и Бордо. Полиция объявила о четырехстах арестах в ту ночь, по всей Франции было мобилизовано около сорока тысяч жандармов.
Запершись в своей комнате, я поник. Париж не столь огромен, однако человек теряется в его возне, как еловая иголка в муравейнике. Я остался наедине с фанатичным порывом любыми силами найти Еву, пусть даже все летние каникулы уйдут на поиски. Если бы я только знал, к чему приведет меня это знакомство.
Думайте о прошлом, только если воспоминания приятны вам.
Д. Остин, «Гордость и предубеждение»
Парень, который рассказывал мне историю своего знакомства на митинге, с первых слов не внушал доверия, должна сказать. Я находилась в его одноместной палате клиники «Трокадеро» на улице де ла Тур. Начальник, комиссар полиции Жан-Марк Фальконе, направляя меня сюда час назад, сказал: