– Всё, довольно! – закричал старший по званию и вышел в коридор. Мужчина опять с кем-то связался по телефону, а вернувшись в гостиную, вежливо, но тоном, не допускающим возражений, попросил всех собраться и проследовать в отдел.
– Хорошо, одеваемся! – скомандовал Василий. – Доченька, оденься потеплее, на улице похолодало. А ты, Алексей, иди в мою комнату и возьми мои джинсы, твои еще не высохли.
Алексей недоумённо посмотрел на Василия, но послушался и вышел из комнаты.
– На сборы три минуты! – крикнул гвардеец и вышел в холл.
Я вопросительно посмотрел на Василия, а он подошел ко мне, положил руку на плечо и произнес:
– Всё в порядке, мы вашим автомобилем займемся чуть позже. Произошло какое-то недоразумение, скоро наша доблестная полиция во всём разберется и нас отпустят с извинениями.
Елена оделась и вернулась в комнату, встав рядом со мной.
– Он сбежал! – закричал Максим и бросился на улицу. Через открытую дверь был отчетливо слышен визг резины и шум мотора спешно отъезжающего автомобиля.
– Всем оставаться на местах! – полицейский выхватил табельное оружие и запросил подкрепление по спецсвязи.
– Успокойтесь, пожалуйста, – подняв руки вверх, произнес Василий, обращаясь к гвардейцу, – мы никуда не денемся. Так, все сели на свои места, – повернувшись к нам, приказал отец Елены, – руки на стол и слушаемся представителя власти.
Мы с девушкой сели за стол, подняв руки и замерев от тревоги, вызванной молниеносно меняющимися событиями. Буквально через десять минут прибыло подкрепление, вызванное старшим полицейским. На каждого из нас надели блокираторы и по одному сопроводили в бронированный минивэн для перевозки заключённых. Должен признать, что я такие спецавтомобили видел только в новостных репортажах о преступлениях.
Когда мы оказались внутри броневика, нам зачитали наши права и надели на голову полимерные чехлы, которые полностью свели на нет какое-либо общение. «Боже, во что я ввязался?» – подумал я и зажмурил глаза, хотя из-за чехла на голове я и так находился в полной темноте. По приезде в отдел полиции нас сразу же разделили и, не освобождая голову и руки, поместили в одиночные камеры. И только после этого нам позволили снять с головы чехлы. Я провёл в изоляции около часа, сидя в камере и обдумывая свои дальнейшие действия.