– Они ведь все такие, да? – Кири будто спросила об этом его, понимая: ответа не последует. И почему так? Почему здесь, среди стольких чудес, в них все равно просыпается эта древняя звериная сущность, косматая, клубящаяся тенями? Не просто просыпается, а берет верх, и вот ты – уже не ты; похотливее, свирепее, алчней.
Кири поняла, что делать.
Купец все тащил ее за собой. Кири вдруг резко остановилась и, когда он собирался прикрикнуть на нее и дернуть за руку, рванула в сторону, почувствовав, как ослабела хватка.
Молниеносно проверив, на месте ли бусы, Кири побежала, чувствуя, как обжигают спину ругательства отстающего купца.
Кири бежала, совершенно не понимая куда, но отчетливо зная зачем.
* * *
Ростовщик Маго́н – сухощавый неуклюжий старик, излучавший неописуемую силу, под натиском которой, казалось, корабли разлетаются вдребезги, – знал себе цену. Помнил, что его прадед – подумать только, несколько поколений сменилось! – открыл один из первых карфагенских трапезитов, по образу и подобию которого создавались другие, бесконечные копии копий. Так, по крайней мере, говорил Магону отец, тоже Магон, а тому – его дед, еще один Магон…
Ростовщик Магон знал себе цену, а горожане знали цену его трапезиту. Дела тут велись чинно, благородно – с огромными процентами, зато с гарантированной надежностью. В должниках Магона числилась, как поговаривали, половина Карфагена, даже кто-то из совета ста четырех – им он, конечно, делал поблажки. Знал: с властью можно играть, да лучше не заигрываться; сам когда-то мог стать одним из ста четырех, управляющих Карфагеном, но не готов был обменять звон серебра на гомон политики. У Магона брали кредиты купцы, открывающие рыночные прилавки, и любовники, желающие порадовать очаровательных девушек; почтенные матроны на грани разорения и жрецы, возжелавшие лучшей жизни; плотники, захотевшие маленьких радостей, и игроки в египетский сенет[33], сделавшие слишком большие проигрышные ставки.
Магон всегда давал фору – милостиво кивал, когда к нему приходили, умоляя подождать еще буквально несколько дней, и, заикаясь, добавляли – осталось собрать всего ничего. Магон кивал раз, второй, третий, а на четвертый пользовался тем же методом, что его отец, дед и прадед.
Методом весьма радикальным. Не отдашь – заберу.