Осирис только обрадуется возможности поскорее избавиться от неугодных. Из её воспоминаний он прознал о многих технологиях нынешнего времени. Но никакое оружие не выстоит против тысяч теней.
– Так что на счёт вещей?
Ричард вздохнул, понятия не имея, почему она так спокойно говорит о военных. Когда такая жизнь стала нормой для них? Для неё. Он встал с кровати, останавливаясь подле девушки, и ответил:
– Знаешь, на выходе я встретил парочку владельцев магазинов одежды и торговцев с центрального рынка. Я с ними туда прогулялся и… а, я же запомнил путь, так что нам с тобой нужно будет обязательно сходить на этот рынок! Там столько всего, что глаза разбегаются. Тебе должно понравиться.
Он ещё и присвистнул в конце. А Эфиноя скрестила руки на груди, ожидая, когда он уже конкретно ответит на заданный вопрос.
– Я прикупил тебе обычной одежды. Наподобие того, что ты носила в Берлине.
– Ты хочешь, чтобы я предстала перед господином в джинсах? – возмущённо вскинув бровь, спросила она.
– Боже, ты же любишь простую одежду! К чему строить из себя госпожу?
– Не смей так разговаривать со мной! – прошипела Эфиноя. Как бы она не изменилась, её вспыльчивость никуда не пропала. А в паре с возросшим чувством собственного достоинства она стала только взрывоопаснее.
– Принцесса, – он поднял руки в успокаивающем жесте, – я просто хотел, как лучше. Ты уверена, что мы вообще должны быть здесь? Ты выполнила свой долг перед ним. Мы можем вернуться домой.
– Теперь он – мой дом! – громко сказала она. – А ты, – она сменила интонацию на строгость, – подойди.
– Эффи, ты… – Он отшатнулся от девушки. Её глаза до сих пор пугали его, но пока она сохраняла спокойствие, то и ему не было страшно. Однако сталь в её голосе доводила до мурашек по всему телу. – Почему мы не можем вернуться в Берлин? Ты здесь из-за Исета? Ты же сама назвала его предателем. А Осирису ты больше не нужна. Он уже получил своё.
– Я всегда буду нужна ему. – Она сделала к нему шаг, хватая за ворот рубашки. – А он всегда будет нужен мне. Если ты хочешь оставаться рядом, то не смей больше говорить о нём в таком тоне.
Она молниеносно прокусила губу, надавив на не зажившую ранку, и втолкнула в рот Ричарда свой язык. Он сразу же ощутил вкус её крови. Она казалась ему наркотиком, от которого все краски становились ярче, а тревоги забывались. Наступало ощущение, словно он парит над землёй. Тело расслаблялось, и имена, что напоминали ему об испорченном прошлом, тонули в глубинах разума, стираясь из памяти.