Мужчина меж тем подошел к витрине, пригляделся к выпечке. А она пригляделась к нему – невысокий, сухощавый, пыжиковая ушаночка на нем и совсем не солидная куртка из плащевки. По одной только куртке можно
определить, что нездешний – задубеет в ней на сорокаградусном-то морозе, а
сегодня как раз такой мороз.
– А что-нибудь мясное? – спросил он. – Котлеты? Есть у вас котлеты?
– Нету.
Ответила так, как ответила бы, здраво рассудив, всякая рачительная хозяйка. Пусть возьмет выпечку, ее надо реализовывать, она вчерашняя. Котлеты же, убранные в холодильник, были свежими, и завтра утром они прекрасно разойдутся. Он опять уткнулся в витрину. Ох, как не любила она таких копуш – будто не булочку, а невесту выбирает!
– Любаша… – неожиданно вскинул на нее светло-серые глаза, она даже растерялась. – Верно угадал?
Решил похохмить? Чего ж угадывать, если имя написано на специальной бирке, прикрепленной к верхнему карману халата. Это тоже нововведение начальника – такие бирки, и теперь каждый, кому вздумается, может с ней пофамильярничать, а ведь ей уже за пятьдесят – вот какая она «Любаша» этому задрыге?
– Любонька, Любушка… – пробормотал он уже будто про себя. – Что ж, пожалуй, ватрушечку к чаю, ватрушечку-душечку, а?
Или ей показалось, или он подмигнул. Странно, обычно у нее наготове были крепкие слова, чтобы ответить на такие вот «ватрушечки». Ведь он, разумеется, и фамилию ее прочитал на этой клятой бирке, а фамилия ее была именно Ватрушкина, ага. Не раз и не два попадались ей такие глазастые посетители, любители покаламбурить. Что-то забавное видится этим козлам, что она, Ватрушкина, продает ватрушки! И пусть даже беззлобно проедутся, а все равно неприятно. Будь эта фамилия ее собственной, девичьей, еще ладно бы, а то ведь от бывшего пьянчужки-мужа досталась! А паспорт менять – такая волокита.
– Чай? – спросила она строго и ткнула кнопку калькулятора. – Ватрушка. С творогом, повидлом?
– Нет-нет… лучше шаньгу! Давно не едал настоящих северных шанежек, свежие?
– У нас все свежее. Двадцать девять пятьдесят.
Рассчитавшись, он прошел к крайнему столику у окна. Уселся к нему лицом и не сразу приступил к еде, а, подперев рукой подбородок, стал разглядывать вроде как взлетную полосу, а на самом-то деле непроглядную тьму. Ну, да, порода известная, из тех, что возьмут на копеечку, а просидят с неделечку. Нет чтобы купить расстегай с семгой за тридцать семь рублей, по такой цене они плохо расходятся… Пыжика своего снял, обнажив негустые и чуть тронутые сединой волосы, обосновался, одним словом.