И я начинала бояться даже думать. Потому что если он узнает, что я думаю не так – накажет молчанием. Или усмешкой. Или доброй фразой, в которой будет яд.
И я снова училась держать себя в узде. Даже внутри головы.
***
На следующий день он принес мне чай в постель. С медом и лимоном. Как я люблю. Как будто знал, что я не спала полночи, что внутри все дрожит. Он поцеловал меня в лоб и сказал:
– Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Я не враг тебе. Я люблю тебя. Но ты… ты иногда ведешь себя, как будто не понимаешь, что такое любовь.
Я молчала. Он держал чашку в руке, сидел на краю кровати и говорил мягко:
– Понимаешь, настоящая порядочная женщина не бродит по улицам одна. Не ищет поводов. Не играет с огнем. Ты ведь не хочешь разрушить то, что между нами?
Я быстро покачала головой. Нет, конечно нет. Я ничего не хочу разрушать. Я просто… я просто хотела дышать. Немного. Незаметно.
– Ты же сама знаешь, – продолжил он, – мужчины на тебя смотрят. Они чувствуют. Ты – не как все. Ты можешь даже не заметить, как втянулась. А потом все, поздно. Вот поэтому я рядом. Я направляю. Я держу тебя в руках, потому что люблю. Потому что ты сама не знаешь, как себя беречь.
Он говорил это так искренне. Словно спасает меня от самой себя. Я слушала и ловила себя на мысли, что снова чувствую вину. Стыд. Как будто мои мысли – преступление. Как будто свобода – это вирус, и он лечит меня от него.
Он ушел, а я сидела с чашкой на коленях. Не пила. Смотрела, как тонкий пар поднимается и исчезает. Как и я – в этих стенах. И в какой-то момент, глядя в этот прозрачный дым, меня ударило. Как током. Осознание. Просвет.
Это не забота. Это клетка. Бархатная. Теплая. С плюшевыми стенами. Но все же – клетка. Его слова – как мягкие оковы. Его "любовь" – как ошейник.
Мне стало страшно. Потому что я поняла, что не знаю, как дышать по-настоящему. Я разучилась. Я привыкла делать вдох с его разрешения. Привыкла считать, что свобода – это опасно. Что сама я – ошибка, угроза, сбой системы.
Он называл это любовью. А на деле – это была дрессировка. Ласковая, но все равно дрессировка.
Я впервые увидела в его голосе сталь. В его прикосновении – контроль. В его "теплых" словах – ледяную грань. Он не хотел, чтобы мне было хорошо. Он хотел, чтобы мне было удобно – быть с ним. Он хотел, чтобы я не думала. Чтобы я чувствовала себя виноватой за каждый вдох, сделанный без его участия.