Демонология Сангомара. Драконий век - страница 3

Старые глаза графа продолжали пробегать строку за строкой, не видя, пока тоскливо не дрогнули. За окнами грянул гром. Ненадолго отложив письмо, Филипп поднялся из кресла и принялся обходить свой замок в ночной тишине. Никто ему не встретился, кроме одного полусонного слуги. До рассвета вернувшись в свои покои, старый граф прилег в постель и не был ничем занят, кроме того, что бродил уже не по замковым коридорам, а по коридорам собственной памяти. «Все годы этого заморыша Ройса не брали ни болезни, ни дикие звери, ни какие-либо другие обстоятельства. Больше четырех десятков лет удача шла по пятам, чтобы в один день подарить ему бессмертие. Не потребовалось никаких заслуг, никакой военной доблести, выдержки, благородства, коими был наделен Уильям. Только любовь матери…» – думал он с раздражением и чувством горькой утраты. Приподнявшись с постели, Филипп пересел в кресло и вновь взялся за письмо Йевы. Ее последнее письмо. Рука ее больше уже ничего не сможет написать. Так он и просидел до самого рассвета, утонувшего в густом шумном дожде. С первыми лучами солнца он отправится в путь на праздник Сирриар, чтобы, как и дочь, передать свой дар дальше. Кому? Он не знал. Это за него решили другие.

Где-то вдали, разрывая серую завесу, пропел рог. Убрав ладонь ото лба, граф поднялся, повесил на плечо суму, куда положил все необходимые бумаги, а также ключи от всех дверей и кованых сундуков. Ненадолго, чувствуя потребность, он подошел к окну в железной оплетке. Перед ним был Брасо-Дэнто, едва подрагивающий под дождем редкими огнями. Все в этом городе казалось одновременно и родным, и чужим. Точно Филипп больше не хотел его видеть. Хотя не его ли трудами отстроилась добрая половина города? Да, Брасо-Дэнто был небольшим, места для расширения у него почти не было, но все здесь прошло через заботливые руки старого графа Тастемара. Именно он перенес стены далеко вперед, переделал рынок, выложил булыжниками всю мостовую, которая в давние времена знавала лишь грязь. Всякая улица была занесена в план, всякий дом обязан был быть чистым, ухоженным, а общественные здания говорили на сто голосов, вечно шумели – там вершилась жизнь города. Расположенные у западного подножия горы кобыльи конюшни на протяжении веков славились своими жеребятами. Как же поступит со всем этим новый хозяин, задумался Филипп. Сколь крепка окажется его рука, сколь выверена? Как воспримут все жители? Что-то ненадолго взбунтовалось внутри, но тут же умолкло, будучи придавленным тяжелой, изнуренной душой.