А ещё, было что-то бесконечно волнующее в прикосновениях. Сколько раз перед очередным приёмом или балом я представляла себе его руку на моей талии, свои пальцы в его крепкой ладони.
И сколько раз, вернувшись вечером в спальню, рыдала, что всё это было не у меня. Сколько раз стискивала добела руки, глядя, как всё это происходит не со мной.
А я продолжала коллекционировать плюшевых медведей и бессонные ночи. Последних было больше, потому что мечтать о Стивене я могла каждый день, а видеть не чаще раза в месяц.
Особенно волнительно было, когда я, схватив самого большого плюшевого медведя, вальсировала с ним по комнате. Представляя, что это Стивен и, закрыв глаза, ждала, что он направит меня в танце, развернёт во вращении.
Ведь Хайфлайн танцевал так изумительно, что даже девицы, у которых обе ноги были левые, выглядели верхом изящества. И сегодня у меня появился шанс исполнить свою мечту. Мечту!
Стивен решительно двинулся в гущу празднично украшенного зала. Он так умело лавировал, что никто не коснулся меня ни разу, хотя народа было невероятно много. У меня перехватило дыхание.
В животе образовалась пустота, которая требовала наполнения. Я никогда не чувствовала такого предвкушения, такого волнения накануне исполнения танца. Я посмотрела на Стивена, и он всё понял.
Мир сузился до ладной, до боли знакомой фигуры рядом со мной. Хайфлайн безупречно исполнил приглашение на танец с изящным поклоном. Я без малейшего промедления ответила книксеном, словно ставшим его продолжением.
Его горячая ладонь приняла мои пальцы, словно самую большую ценность. Вторая легла на талию в районе позвоночника, по которому тут же прокатились колкие искры.
Мы смотрели друг друга глаза в глаза, словно остальной мир перестал существовать. Словно в нём остались только мы. Щёки опалило жаром. А при первых тактах музыки мы двинулись так синхронно, словно были целым организмом.
Голубые с тёмными крапинками глаза опаляли меня светом, которого Двухлунный мир не видывал. Они поймали меня, словно магический светильник мотылька однодневку в свой стеклянный плен.
Я растворялась в его взгляде, таяла от тепла ладоней и плыла, колыхаясь на волнах самого чувственного вальса на свете. Он пробирал меня до мурашек. Стекал будоражащим теплом по венам куда-то вниз.
Собирался в трепетный сгусток и поднимал на крыло миллиарды крохотных бабочек в животе.