Я и раньше замечала какое-то повышенное внимание в мою сторону, но списывала это на заинтересованность во мне, как в хорошей пианистке. А после нашего разговора на моём предыдущем уроке, поняла, что интересую его в несколько ином смысле. Для преподавателя он был достаточно молод: лет тридцати пяти, высокий, немного худощавый, но фигура весьма спортивная. Копна светлых волос всегда была уложена в очень стильную причёску. А также серо-зелёные проникновенные глаза, которые буквально прожигали всё нутро даже при бегло брошенном взгляде. Он не был красавцем, но тем не менее обращал на себя внимание: что-то неуловимое цепляло в нём. Про таких ни одна девушка не скажет: «мол, прошла мимо и не заметила». Взгляды на него бросали и студентки с разных факультетов. У меня даже злопыхательницы по этой теме появились, которые завидовали, что я в его классе учусь. Впрочем, не только мне, конечно, а всем студенткам, кому выпала такая честь. Не скрою, мне он тоже нравился, да это и вполне естественно: замечательный преподаватель, интересный собеседник и просто импозантный мужчина. Я понимала, что влюбляться в такого ну никак нельзя: во-первых, нарушается субординация, а во-вторых, он женатый человек, а это уже накладывает определённое табу на близкое общение. Нутром чувствовала, что нельзя, но, как оказалось, меня очень профессионально в этом направлении подталкивали. И не кто-нибудь извне, а собственно он сам.
– Катя, – вкрадчивым голосом произнёс Роман Андреевич, когда я оторвала руки от клавиш рояля после исполнения первой баллады Шопена. Он взял меня за руку и очень очаровательно улыбнулся, – сегодня значительно лучше. Чувствуется, что ты поработала над фразировкой, учла все мои замечания и очень тонко и выразительно сыграла тему, которая немного не дотягивала по наполнению на прошлом уроке.
– Спасибо, Роман Андреевич, – я смущённо улыбнулась, понимая, что создалась какая-то двусмысленная ситуация, и мою руку нужно срочно вернуть обратно. Но он держал её крепко.
Затем, прямо глядя на меня, поднёс ладонь к губам и невесомо поцеловал, вызвав при этом во мне непривычный трепет и жар во всём теле. Щёки мои вспыхнули огнём, и я подумала, что покраснела, как помидор, не в силах справиться со своим состоянием. Нужно было срочно уходить, но я, как будто примагнитилась к стулу и, боясь сделать предательски громкий вдох, смотрела на него, как кролик на удава.