– По-моему, да.
Снова стало не о чем говорить. Я знал, что она вот-вот уйдет, и заторопился:
– А я много книжек читал. – Мне тут же стало жарко, и я пролепетал: – Правда, много, разных, всяких… Ну, может, и не так много… – И разом возненавидел себя за такое хвастовство, и отвернулся к стене, и отрешенно ковырнул стенку ногтем, уверенный, что девушка сейчас уйдет и будет вечно презирать меня.
Но она не уходила.
Я прислушался.
Да, она стояла рядом, и я, кажется, слышал ее тихое дыхание.
– Вам, может, почитать? – спросила она.
– Ой, пожалуйста! – обрадовался я. Девушка огляделась, покусала губу.
– Ах, нельзя! Свет будет мешать вам и соседу вашему, а он тяжелый. Знаете что, давайте лучше тихонько пошепчемся, а?
– Чего-о?
– Ну, поговорим шепотом.
– Давайте, – тоже сразу переходя на шепот, стыдливо согласился я.
И мы заговорили шепотом.
– Вы откуда? – наклонилась она ко мне.
– Сибиряк я, красноярец.
– А я здешняя, краснодарская. Видите, как совпало: Краснодар – Красноярск.
– Ага, совпало, – тряхнул я головой и задал самый «смелый» вопрос: – Как вас зовут?
– Лида. А вас?
Я назвался.
– Ну вот мы и познакомились, – сказала она совсем уж тихо и отчего-то опечалилась.
А я лихорадочно соображал: не сделал ли опять что-нибудь неловкое?
– А теперь помолчим. Вам еще нельзя много разговаривать. Вам поспать бы.
– Нет, не буду, мне уже ничего… – запротестовал я, – хорошо.
– Знаю я вас. Все вы так геройствуете, а потом…
И я сразу скис. Конечно, все мы. Нас тут много. А я-то уж, готово дело, расчувствовался. Она небось со всеми так вот шепчется, всех ласкает, как умеет. Жалко ей, что ли, пошептаться или воды подать. А я аж целый стакан выдул, балда!
И до того я расстроился, что мне, по всей видимости, стало хуже, и, когда я очнулся снова, рассвет уже забил робкий огонек лампы.
Солдаты просыпались, кряхтели и охали, потому что вместе с ними просыпалась боль от ран, боль от недавно сделанных операций. Стоны, ворчанье, кашель, ругань – знакомая картина.
По окну криво текут капли. Ветка черная видна, вся усыпанная каплями, светлыми, круглыми. Два нахохленных воробья сидят на ветке – подачек ждут – крошки им из окна бросают.
У нас с поврежденным позвоночником лежит Афоня Антипин из города Бийска или из деревни, что под Бийском. Он без подушки лежит, на матрасе, набитом песком. Кровать его поставили так, чтоб хоть эту ветку видно было, воробьев, – все радость какая-никакая.