– Да, это был Хьюго Отис. Он единственный, кто не получил свою долю наследства Ли Гана.
– Он сказал, что недостоин получить состояние друга, потому что не смог его спасти.
Это была трогательная история, но Ли Гана, главного героя этой истории, она только взбесила.
«Этот ублюдок мог бы просто взять деньги! Он что, не уважает земли, которые я купил в Сеуле? За двадцать лет мой дом должен был вырасти в цене на сотни миллионов вон!»
Всё, что ему оставалось, – это убить их и забрать обратно своё наследство! В его глазах вспыхнула решимость.
«Я вырежу каждого Святого, кого встречу».
Раньше он жил в нищете, потому что вынужден был платить Двенадцати за восстановление своего тела. Теперь у него не было причин осторожничать с ними. Как только деньги снова окажутся на его счету, он заживёт по-новому.
«Но пока есть проблема…»
На самом деле, он уже потерял большую часть своих денег, так что потеря состояния его не особо беспокоила. Главной проблемой было то, что у него не было ни дома, ни средств на существование. Правительство страны, конечно, предоставило ему виллу, но…
«Люди со всей страны стекаются в Святилище Ли Гана!»
Его дом превратился в святилище, где люди поклонялись ему!
Ли Ган не мог поверить тому, что прочитал в статье. Он был благодарен за то, что его боготворили после смерти, но…
«Они устраивают поминальные службы каждый год? Оно превратилось в священное место для паломничества?»
Впервые в жизни он понял, что значит чувствовать невыносимое смущение. Ли Ган предпочёл бы стать сейчас музейным экспонатом.
«Кто, чёрт возьми, додумался до этого?!»
Как только он увидел это, его буквально передёрнуло. Вот почему он ненавидел бюрократов.
«Чёрт, если я просто заявлю, что я Ли Ган, все решат, что я сумасшедший».
Он был рад, что вновь стал молодым, но разница между его прежним и нынешним обликом была слишком велика. Конечно, у него были способы доказать свою личность, но…
– Вау! Вся мировая пресса сходит с ума. Жёлтая пресса тоже безумствуют!
– Это неудивительно. Мы говорим о Ли Гане. Если они найдут хотя бы кусочек его брони, начнётся тот ещё цирк.
Если бы он просто объявился, это было бы выгодно только алчным журналистам.
«Они столько мне навредили…»
Однажды он даже швырнул в репортёров кастрюлю с кипящим раменом. И единственное, о чем он жалел, что в ту кастрюлю он успел положить лобстера.