– Другими словами, верила я одна! – резюмировала Элисон.
– Не задавайся! – шутливо прикрикнул на неё шеф.
– Да-да, не задавайся! – поддакнули Берт и Фарт. – Ну знала ты и знала. Ты же ведьма. Тебе положено. А вот мы, все те, кто не знали! Мы герои! Потому мы, что мы знали, чем рискуем и нас это не испугало!
– Хорошо сказал! – поддержал его Альберт Кантарис. – Давайте выпьем за это!
– За нас, в смысле? – уточнил Берт.
– Ага, за нас! – не стал возражать Альберт Кантарис. – За героев!
Элисон на это лишь широко улыбнулась и закатила глаза. Затем кивнула.
– Хорошо, герои! Давайте, выпьем за вас!
– Шутка! – хором уведомили её коллеги и шеф. – Конечно же, мы пьём за тебя, Элли!
– Давайте уже хоть за кого-нибудь! Главное выпьем, наконец! – сказал Дин и, на всякий случай, сразу же выпил. А то мало ли…
Вслед за ним свои бокалы подняли и остальные, и тоже выпили.
Выпила и Элисон и, наконец, попробовала заказанные ею в начале вечера медальоны из мраморной говядины Вагю на подушке из трюфельного ризотто, которые согласно описанию в меню, подавались с соусом из винограда Шатонёф-дю-Пап и микрозеленью и были сбрызнуты ароматным маслом холодного отжима из редкого сорта оливок Каламата и украшены золотыми хлопьями в 24 карата.
Ну что сказать… Возможно, дело было в том, что она была ужасно голодной или же шампанском Винтаж Брут, которое ей подали к медальонам и которое с первого же бокала ударило ей в голову, или же и в первом и втором сразу, но ничего более вкусного она в своей жизни ещё не пробовала.
«Сколько бы эти штуки не стоили, – наслаждаясь вкусом медальонов, думала она, – они того стоят!»
Пережитое напряжение не прошло даром и от тепла камина, шампанского и вкусной еды её вскоре развезло.
«Эх поспать бы…» – мечтательно подумала она, с трудом сдерживая зевок.
Но кто же ей дал!
Только не шеф её шефа, то есть, действительный статский советник, который в отличие от неё не пережил несколько напряженных часов, сначала борясь за жизнь Ариэль, затем Лауры, затем изображая пред взором цвета высшего общества Голденора герцогиню Сильверлейк, боясь того, что в любую минуту его могут объявить самозванцем.
Посему, в отличие от неё, в данную минуту он был отвратительно бодр и возмутительно полон сил и желания продолжать расследование!
– Итак, мы остановились на том, что Вериция Милишес не сама вдруг решила отомстить по прошествии трех лет, а её кто-то умело использовал в своих целях, – проговорил он так, словно бы думал-думал молча и вдруг начал думать вслух.