– Девочки, я нашел тележку. Запрыгивайте, – Калеб уже, в роли кучера, ожидал их на повозке.
– А он времени зря не теряет, – заметила Викки.
– Хоть один ратует за наше дело и не отвлекается на глупости, – Милана гордо уселась на пыльное сидение тележки первой, даже не смотря на подруг.
– Ну, прости нас, – Алекс запрыгнула второй.
– Да, Милана, были не правы. Признаем, – Викки поправила очки и села по другую сторону от подруги, обняв ее за плечи.
Девчонки обнялись и уткнулись лбами друг в друга.
– Да мы прям милашки, – засмеялась Алекс.
Калеб ухмыльнулся, глядя на эту троицу. Приятно наблюдать, как девушки действительно сблизились за то время, что они были вынуждены проводить вместе.
Сатир легонько натянул поводья, и лошадка, запряженная в повозку, поскакала вперед.
Деревня великанов располагалась на краю густого леса, где ещё сохранялся след волшебства, но здесь всё уже давно утратило свой блеск. Серые небеса нависали над ней, словно тяжёлое одеяло, вытягивая из природы последние капли жизни и красоты. Высокие громоздкие дома, возведённые из камня и дерева, стояли в полнейшей тишине, как стражи забытого времени. Их крыши, искривлённые под тяжестью лет, зловеще нависали, угрожая упасть вниз.
Облезлая краска, местами облупившаяся, оставила на стенах зловещие кривые тени, отражающие мрачные судьбы их обитателей. Каждое окно, заколоченное щитами или затянутое серыми тряпками, излучало ощущение безнадёги. От них доносился лишь глухой шум, сырость и запах запустения.
– Вон, самый высокий дом. Там вероятно живет Эурус.
– Калеб, кто это?
– На вашем языке – председатель деревни, – хмыкнул сатир. – Если искать артефакт, то начать следует именно оттуда.
– Понятно.
На тротуарах, когда-то оживлённых смехом и поводьями, теперь остались лишь глубокие следы от подошв великанов. Девушки с ужасом отметили размер отпечатка.
– Не хотелось бы лично столкнуться с такой громадиной.
– Не думаю, что у нас есть выбор, – поджала губы Викки.
На главной площади деревни стоял разрушенный идол – каменное изображение великана с гордым взглядом, но теперь его черты были стерты временем. Он, казалось, молчаливо наблюдал за тем, как жизнь ускользает, словно песок сквозь пальцы. На его огромной ладони сохранился лишь обрывок зелени – единственный признак надежды в этом безжизненном месте.