Стоило учиться на десантника, чтобы, за весь рейс ни разу не исполнить прямых обязанностей охранника. Но с другой стороны, что могут сделать шесть человек охраны (а также грузчиков и подсобных рабочих по совместительству) в случае реального нападения? Немного, пожалуй.
Тяжело вздохнув, Надежда наклонилась и подобрала с пола своего рептилоида, который свалился с полки во время аварии.
– Бедный ты мой, – вслух пожалела она свою любимую игрушку, и, наверное, целую минуту стояла, закрыв глаза и прижимая к груди зеленого кожаного друга. Только игрушке она могла рассказать о ежедневном однообразии стандартного до мелочей полета, о непонятном беспокойстве, гнездящемся в душе в последние два месяца. Может, причиной был настойчиво повторяющийся сон? Знакомый, четкий, уже выученный наизусть.
Она вне корабля. В открытом космосе. Одна. На тонком страховочном фале, который, неожиданно, натягивается, как струна и начинает рваться, медленно распуская в пушистую кисточку нити сверхпрочных волокон, которые и ножом перерезать сложно. А корабль включает двигатели и начинает уходить. Без неё. Насовсем. Быстро превращаясь в светящуюся точку и, наконец, вовсе пропадая. И панический ужас одиночества. Нет, не смерти, а именно одиночества и полной беспомощности. И каждую ночь Надежда просыпается в этом ужасе, с мокрым от слез лицом и подключает гипнотрон, чтоб оставшееся до побудки время доспать безо всяких снов.
В дверь коротко стукнули, и почти сразу же проснулась бритая голова бортинженера, а затем и он сам до пояса.
– Надежда, как ты тут? – с искренней заботой в голосе поинтересовался он. Все-таки, как-никак, в этой каюте обитает самый красивый десантник на корабле. И может ли быть неинтересной для мужского взгляда двадцатилетняя выпускница Джанерской Школы Даярды?
Кого могли оставить равнодушным веселые, ярко-синие глазищи и светлые, чуть волнистые локоны, очень легкомысленно лежащие на плечах. Вот, и бортинженер, до сих пор безуспешно мечтая хотя бы о намеке на взаимность, прищурился в беззлобной усмешке, – опять со своим хищником обнимаешься?
– И сколько раз тебе говорить, – почти всерьез обиделась девушка, – не хищник это, а рептилоид. – И, приподнявшись на цыпочки, усадила игрушку на полку над креслом.
– Все равно кукла детская, тьфу! Лучше бы меня, что ли обняла, или кого другого из экипажа. Плохи ли у нас парни? А то два года уже летаешь, и все никого не выбрала.