– Тогда и вы сядьте.
– Куда? – спросила Зита, ища глазами стул.
«Ко мне на колени», – подумал Фриденсрайх.
Задрожали ее собственные колени, в глазах зарябило, и сама она, как вода в озере под ливнем и ветром, помутилась, всколыхнулась. Стихийная сила этого человека была нестерпимой, непреодолимой, и больше всего на свете хотелось нестись от нее прочь, спасаясь и крича, но она не могла даже отступить на шаг назад.
«Ладно, – подумал Фриденсрайх, сжалившись над ней и призывая на помощь последние остатки воли. – Просто посиди рядом со мной».
Кликнул лакея и потребовал стул.
– Сядьте.
Фриденсрайх заставил себя отвернуться от нее. Она тоже глядела прямо перед собой.
– Я помогу вам, – сказал. – Что бы вы там ни пытались выяснить, я вам помогу.
– Но…
– Мне не важно, что вы скрываете. Я ничего не желаю знать.
«Я и так знаю слишком много», – подумал.
– Не бойтесь меня, – сказал. – Я не причиню вам зла. Во мне вы найдете лишь друга и защитника. Я не стану покушаться на вашу душу. Клянусь, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы держать себя в руках.
– Сударь…
Зита повернулась к нему, а в глазах ее застыла мольба. И трудно было сказать, о чем именно они его молили. Так было всегда. Они всегда молили о противоположных вещах.
– Лучше не смотрите на меня, Зита, – сказал Фриденсрайх, и тут же спохватился.
Но было поздно.
Зазвенели стекла, захрустели под каблуками. Вражеские сапоги топтали сад, вдавливали в землю упавшие с разрубленных деревьев яблоки и гранаты. Базилик, мяту, шалфей, лимонное сорго и кориандр. Вражеские палицы громили старые стены. Кружились по комнатам обрывки старых книг, выдранные листы, порванные переплеты.
Взгляд Зиты наполнился смертельным ужасом.
– Черт меня забери! – воскликнул Фриденсрайх. – Простите меня, ради бога.
И накрыл ее ладонь своею. Сжал пальцы. Зита ахнула, задохнулась, потерянным взглядом заглянула прямо в глаза человека, заставлявшего ее память звенеть. Страшные глаза, холодные, нездешние. Но рука его была тепла, прочна и тверда. Ласкова, бережна. Она хотела выдернуть руку, но вместо этого кисть сама собой перевернулась и замком вплелась пальцами между чужих. Которые и чужими вовсе не показались.
– Доверьтесь мне, – продолжил Фриденсрайх. – Да, я способен на глупые действия, но я всегда буду заботиться о вашем благе.