– Бредни какие, – сказал Фриденсрайх. – Вы это только что выдумали.
– Баронесса права, – пробормотал Йерве, опуская голову. – В восьмом томе «Сносок» Клавдия Дотошного, одиннадцатого настоятеля Свято-Троицкого монастыря, канонизированного семь столетий назад, святого покровителя прибрежной провинции Намил, так и сказано: показания малолетнего свидетеля не рассматриваются в суде.
– О, господи, мальчик! – стукнул дюк кулаком по Библии. – Зачем ты учил латынь?
– «Сноски» писаны на эллинском языке, – вздохнул Йерве.
– Вот! – подняла к потолку указательный палец хозяйка дома.
– Однако, господа, – продолжил Йерве, выступая вперед, – не все столь однозначно. Если найдется Нибелунге названный защитник, маркграф волен скрестить с ним оружие.
– Я не стану искать ей защитника, – поспешно заявила баронесса.
– Сир, – пролепетала старшая Эдда, обращаясь к дюку. – Быть может, вы будете готовы защитить честь моей дочери?
– Судья не может быть одновременно и защитником. Не так ли, Йерве? – с надеждой спросил дюк.
– Не может, – ответил юноша.
– Может ли женщина быть защитником? – вдруг спросила Беовульфа, сестра Нибелунги.
– Не нужны мне никакие защитники! – вскричала Нибелунга. – Я хочу выйти замуж за маркграфа!
– Женщина может выступить защитником, – ответил Йерве. – Но только в том случае, если удалится после поединка в монастырь и примет постриг.
– Невероятно, – заметил Фриденсрайх. – Где ты это вычитал, юноша?
Йерве собрался было рассказывать про третий том «Адских искуплений» святого Иеронима из Босха, но дюк пресек его нравоучительные намерения.
– Ты станешь драться с женщиной, Фрид-Красавец?
– Мне не привыкать, – усмехнулся маркграф. – Сударыня, вы готовы воевать со мной, а затем принести монашеские обеты?
– Готова, – ответила самоотверженная Беовульфа. – Все лучше, чем отдавать юную девушку сломанному человеку. Простите меня, матушка, но вы перешли все границы дозволенного. Да и разве этот дом хоть чем-нибудь отличается от монастыря?
– Я не стану с ней драться, – сказал Фриденсрайх. – Жаль убивать такую женщину.
– Что же ты предлагаешь? – спросил дюк.
– Юноша, – обратился маркграф к Йерве, – не готов ли ты вступиться за честь Нибелунги?
Йерве показалось, что он перестал понимать не только увиденное, но и услышанное.
– Что вы сказали, сударь?