Она шла к парку, не чувствуя под собой земли. У их скамейки дымился термос, а рядом лежала коробка с маминой рубиновой брошью в виде яблока. «Ты же знаешь, я всегда рядом», – прошептал ветер, запутываясь в её волосах. Алина налила чай – с корицей и терпкой айвой, как мама любила. И вдруг поняла: это не сон. Это ритуал, который мама подготовила, зная, что осень будет для дочери самой трудной.
На следующий день Алина разожгла печь. Джем по маминому рецепту получился с горчинкой, как и её слёзы. Когда она разливала золотистую массу по банкам, в окно постучала девочка-соседка: «Пахнет как у бабы Зины! Она мне всегда давала варенье от простуды». Алина протянула ей банту, обвязанную лентой. К вечеру у порога стояли трое ребятишек с пустыми чашками и глазами, полными надежды.
Теперь по утрам она поливает розы, посаженные по маминому чертежу. Баба Нина научила её обрезать ветки так, чтобы весной сад взорвался цветом. Ветка-чудесница пустила корни в горшке – к Рождеству Алина высадит её рядом со скамейкой. Иногда по ночам она всё ещё плачет, но чаще смеётся, вспоминая, как мама пересаливала суп или пела дурацкие песенки про мармеладных лягушек.
Сегодня Алина несёт в парк термос с чаем и две кружки. Снег хрустит под ботинками, точно так же как в последнее утро их совместной прогулки. «Смотри, мам, – она прикасается к броши, – твои яблони пережили метели». Ветерок колышет ветви, и ей чудится лёгкое прикосновение к щеке – словно кто-то вытер каплю, упавшую не от горя, а от благодарности.
Светлячки в карманах ночи
Ты идешь по улице, где фонари погасли, а тени кажутся длиннее обычного. Не потому, что ночь темнее – просто сегодня все внутри сжалось в комок. В кармане пальто лежит смятый листок с надписью «надо бы перестать бояться», но ты уже даже не помнишь, когда его туда положил. На плечах – плащ из «а что, если», сотканный из тех вопросов, что грызутся, как крысы в подполе, каждую полночь. Ты уже почти привык к их шороху.
Ноги сами несут тебя вперед, мимо спящих витрин, где манекены застыли в вечных позах счастья. Ты всегда думал, что их улыбки выглядят фальшиво, но сейчас, в этой темноте, они кажутся почти живыми. Может, потому что ты наконец перестал притворяться, что тебе не больно?
Вдруг замечаешь: впереди, у поворота к старому парку, воздух мерцает. Сначала думаешь – мигрень или усталость, но нет. Это светлячки. Десятки, сотни крошечных огоньков, танцующих в такт твоему дыханию. Они плывут, как искры из костра, который кто-то разжег прямо в чернильной пустоте. Один отделяется от стаи, кружит над твоей ладонью, будто решает – доверять ли. Ты замираешь, как в детстве, когда мама впервые пустила тебя кормить голубей. И он садится. Его свет – теплый, как чай с имбирем в промозглый день, – пульсирует сквозь кожу. Закрываешь глаза, ожидая, что огонек погаснет, но он лишь ярче загорается под веками.