Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - страница 16

Шрифт
Интервал


Фигура Птолемея, верного друга, а может, предателя, по-прежнему пребывает в сумраке.

8

Фродо и Сэм, хоббиты, добрались до страшного перевала Кирит Унгол в западных горах Мордора. Чтобы унять страх, они болтают о том, как внезапно на них свалились приключения. Дело происходит незадолго до окончания «Двух крепостей», второй части «Властелина колец» Дж. Р. Р. Толкина. Сэмиус, который больше всего на свете любит вкусно поесть и послушать хорошую историю, говорит: «Но все-таки интересно, попадем ли мы когда-нибудь в песню или сказку? То есть, конечно, попасть-то мы в нее уже попали, но я хочу сказать, будет ли кто-нибудь через много-много лет рассказывать ее вечером у очага или читать в большой книге с черными и красными буквами? И чтобы дети говорили: “Да, эта сказка – моя самая любимая”».

Вот и Александр мечтал о том же: стать легендой, проникнуть в книги, чтобы жить в памяти людей. И добился своего. Его недолгая жизнь питает мифы на Востоке и Западе, он упоминается в Коране и в Библии. В Александрии веками после его смерти плелось фантастическое повествование о его путешествиях и приключениях; оно писалось по-гречески, а затем переводилось на латынь, сирийский, десятки других языков. Нам оно известно как «Роман об Александре» и дошло до наших дней со значительными искажениями и опущениями. Некоторые исследователи считают, что эта причудливая, полная выдумок книга была, за вычетом некоторых религиозных сочинений, самым читаемым текстом в мире до наступления Нового времени.

Во II веке римляне добавили к его имени прозвище «Великий». А вот зороастрийцы называли его Александром Прокля́тым. Они не простили ему поджог дворца в Персеполе, где сгорела, среди прочих книг царской библиотеки, священная Авеста, которую зороастрийцам пришлось восстанавливать по памяти.

Противоречивая натура Александра, его темные и светлые стороны отражены уже у историков античного мира, рисующих совершенно различные портреты. Арриан им восхищается, Курций Руф приводит неприглядные эпизоды, а Плутарх не может противиться захватывающим анекдотам, неважно – прославляют они героя или позорят. Все они фантазируют. Позволяют биографии Александра превратиться в литературу – так поступают все писатели, почуяв стоящую историю. Один путешественник и географ римского периода ехидно заметил, что пишущие об Александре предпочитают чудеса истине.