…она многое в жизни делала исключительно из интереса.
– …я хочу сказать, что понятия не имел…
– Инголф, это переходит всякие границы…
…и зачем так орать? Нет, последний-то не орет, но папенька… и этот… Инголф, значит… неудобно получилось… нет, хорошо получилось, после такого на ней точно никто не женится.
…отправят в деревню, но не на год, а на всю оставшуюся жизнь, что очень даже с собственными Люты планами согласуется.
– Я смотрел сквозь пальцы на твои… приключения, но соблазнить невинную девушку… в моем доме! В моей гостиной! На любимом клавесине моей жены, это, согласись, чересчур.
Соглашаться Инголф не собирался, и в чем-то Люта его понимала. Хотя да, с клавесином неудобно полечилось. Она приоткрыла глаза, но перед ними маячила лишь зеленая гобеленовая обивка.
Диванчик?
Или стена. А за стеной – голоса. И оттого стена эта кажется ненадежно тонкой.
– Ваша невинная, уж извините, целовалась как…
– Еще слово и… – а это уже папенька.
Очень-очень злой папенька.
И стыдно-то как…
Люта поспешно закрыла оба глаза, в полной темноте стыдиться было легче.
– Полагаю, – этот обманчиво-мягкий голос пугал ее. – Есть вариант, который устроит обе стороны…
О нет! Только не свадьба!
…три дня Люта провела взаперти, а на четвертый ее выдали замуж. Даже не выдали – выпровадили, предварительно упаковав в кружева и рюши.
Красота.
Особенно страусовые перья в прическе хороши. И боа из шиншиллового меха, на котором просто-таки тянет удавиться. Не то, чтобы Люте жить разонравилось, скорее уж она подозревала, что дорогой новообретенный супруг ее подготовил казнь более изощренную.
Глазами вон сверкает.
Особенно левым.
А правый прищурен, и улыбка на оскал похожа.
– Я… – пискнула Люта, сдувая треклятое перо, которое покосилось и маячило перед глазами. – Я все объясню! Честно!
Он только хмыкнул. И перо из прически вытащил к вящему маменькиному возмущению. А больше не проронил ни слова, и лишь, когда в экипаже оказались, бросил:
– Жду.
– Чего?
– Объяснений, – он скрестил руки на груди… жуткий какой.
Злой.
– Понимаете, – Люта заерзала и веер сжала. – Я не хочу выходить замуж.
– Поздно.
– Ну да… наверное, – на руке переливалась свежая вязь обручального браслета. – Поздно… но когда еще не было поздно, то я не хотела выходить замуж. А меня отдавали.
– Желали избавиться, – понимающе кивнул муж.