– Нет! Он, когда говорил, смотрел на одну из фигур, Пядников перед ней часто останавливался…
– А что за фигура? – поинтересовался фон Шпинне.
– Да не знаю я их, как они там называются, с ягнёнком которая…
– Он часто стоял перед этой женщиной и разговаривал с ней?
– Ну, с ней, не с ней – не знаю; когда возле фигуры стоял, то разговаривал – губы двигались.
Начальник сыскной взял карандаш и сделал быструю запись в лежавшей на столе тетради. Поднял взгляд на лавочника.
– Значит, любишь, Тимофей, подглядывать?
– А какие у нас в жизни радости? Только вот в окна поглазеть, где люди по-человечески живут…
– Ты считаешь, Пядников Иван Христофорович жил по-человечески?
– Да! – кивнул мелкий торговец.
– Я что-то путаюсь, растолкуй мне, как это – жить по-человечески?
Зрякин сощурился, растянул до того плотно сжатые губы и, мечтательно глядя поверх головы начальника сыскной, с причмокиванием проговорил:
– Есть, пить и спать вволю, сколько душа требует, а не так, как мы…
– Да разве душа такого требует?
– А чего же ещё? – Зрякин удивлённо глянул на фон Шпинне, потом на Кочкина. Лавочник не совсем понимал, что тут делает этот человек, сидит молча и только глазами зыркает. Вот те служба! И за это ему, наверное, жалованье какое-то положено.
– Это тело просит! – подсказал Фома Фомич. – А вернее будет сказать – плоть, и всё, что ты мне здесь перечислил, это суть – телесные услады, а стало быть – грех!
– Ну, вы совсем как батюшка Аким говорите, у того тоже – куда ни кинь, везде грех.
– Что поделаешь, если оно так и есть!
– Стало быть, Иван Христофорович в грехе жил? – спросил, глядя то на Кочкина, то на Фому Фомича, лавочник.
– А вот это уже не наше дело, это дело Бога. Ты ведь в него веришь?
– Верить верю, однако мне от того никакого добра нету. Если бы я верил и мне богатство от этого пришло, как Пядникову, тогда и верить можно, а так… – Тимофей разочарованно махнул рукой. – Ходишь в церковь, отбиваешь там поклоны…
Начальник сыскной какое-то время сидел молча и, поворачивая голову, рассматривал Зрякина то с одной стороны, то с другой, а потом сказал:
– Знаешь, Тимофей, перед тем как прийти к тебе, я отправил вот его, – он указал на Кочкина, тот подобрался и точно кошка насторожился, – к батюшке Акиму, расспросить, какой ты прихожанин…
– А зачем? – удивлённо воскликнул лавочник.