– Много вопросов! – заметил Кочкин.
– И думаю, что это ещё даже не все вопросы, – сказал фон Шпинне. – Но вот на последний у меня, пожалуй, есть ответ…
– Какой?
– Да здесь нет никакой загадки, ты тоже можешь на него ответить. Скорее всего, свидетель, если таковой был, как-то заинтересован в смерти купца.
– Может, это та женщина, которую видел Зрякин? – предположил Меркурий.
– Это нельзя исключать.
– И что вы намерены делать?
– Поступлю, как всякий подчинённый человек: доложу об этом губернатору, пусть он решает. Если скажет, что в этом деле нужно разобраться, – разберёмся, а если нет – то на нет и суда нет! Но перед визитом к губернатору мне хотелось бы поговорить ещё с одним человеком…
– С кем-то из родственников Пядникова?
– Нет, с этими встречаться рано, пусть пока приходят в себя. Меня интересует городовой. Тот, кто спугнул нашего нового знакомца Зрякина. Если лавочник рассказал нам правду, то городовой может оказаться очень важным свидетелем. Он, я надеюсь, в отличие от Зрякина был трезв и, возможно, хорошо рассмотрел женщину в салоне. Более того, может быть, он не просто её рассмотрел, а смог узнать. Да, это была бы большая удача… – в задумчивости проговорил фон Шпинне и через мгновение продолжил: – В общем, у меня к тебе будет просьба – отыскать этого стража порядка и пригласить ко мне на беседу. Не откажешь? – Фома Фомич широко улыбнулся, он наперёд знал – ему не откажут.
– Нет, конечно. Как я могу отказать хорошему человеку, – проговорил Кочкин.
– Да, да, – закивал фон Шпинне, – в особенности, если этот хороший человек – твой начальник. Тогда завтра утром городовой должен быть у меня в кабинете. Не исключено, что хожалый мог видеть не только женщину, но и того, кто погасил свечу, и сам момент смерти…
– Но ведь Пядников умер не той ночью, о которой рассказывает Зрякин, – возразил Меркурий.
– А что мешало городовому быть возле окон салона и в ту ночь, когда умер купец?
– Почему же он в таком случае не доложил об этом куда следует?
– Хороший вопрос, я бы даже сказал – очень хороший, – кивнул фон Шпинне. – Вот завтра мы у него и спросим, если ты постараешься.
– Постараюсь. Иголку в сене – это трудно, а городового с улицы Красной – это раз плюнуть.
– Не хвались раньше срока, сначала найди, а потом хвост распушай! – приструнил его Фома Фомич.