– Он остановился возле какой-то фигуры. Вот тут, да, Пядников разговаривал, подняв голову…
– С кем?
– Как с кем? С фигурой этой и разговаривал! – горячо выпалил Сиволапов.
– Может быть, он все-таки сам с собой разговаривал? – засомневался начальник сыскной.
– Ну, не знаю, – медленно произнёс городовой. – Он подошёл к фигуре, поднял голову и, глядя на неё, что-то сказал. Потом стоял и молчал, вроде как слушал, затем снова заговорил, потом замолчал, потом заговорил…
– Как долго это продолжалось?
– Да четверть часа, может и больше, я времени не засекал.
– Что было дальше?
– Ничего, задул Пядников свечу и ушёл. Я даже удивился – зачем? В темноте-то несподручно без света ходить…
– Может, он тебя увидел?
– Нет, я, присевши, наблюдал, не впервой следить приходится! – важно проговорил Сиволапов.
– Значит, подведём итог. – Начальник сыскной выбрался из-за стола и принялся ходить по кабинету. Городовому пришлось крутить головой, чтобы не упускать из виду фон Шпинне. – Как я понял, ты, совершая ночной обход участка, увидел, что какой-то человек заглядывает в окна салона восковых фигур. Подошёл, узнал лавочника Зрякина и прогнал его. Так дело было?
– Да, бежал за ним до ворот!
– А потом решил вернуться к салону и самому посмотреть, что могло заинтересовать там Зрякина. Вернулся. Стал наблюдать. Заметил, что в салоне, в полной темноте, кто-то ходит. Ты подумал, это воры, и хотел уже свистеть, но приход Пядникова, который спустился по лестнице, тебя остановил. Верно?
– Верно! – кивнул городовой.
– Двигаемся дальше, – продолжал фон Шпинне. – Пядников со свечой в руках принялся расхаживать по салону и разговаривать сам с собой. Затем он начал говорить с одной из выставленных там фигур, после погасил свечу и ушёл. Так всё было, я ничего не напутал?
– Так! – энергично кивнул Сиволапов.
– Больше тебе добавить нечего? – спросил начальник сыскной, равнодушно глядя на городового, и сел за стол.
– Нечего! – уверенно проговорил Сиволапов.
В кабинете воцарилась тишина, и стало слышно, как время от времени скрипит стул под городовым, как где-то цокают подкованные каблуки, как с улицы доносятся детские голоса. Фома Фомич точно забыл про Сиволапова, сидел и лениво осматривал свои ногти. Сиволапов чувствовал неловкость оттого, что начальник сыскной не обращает на него никакого внимания. А может быть, ему нужно просто встать и уйти? Может быть, спросить? Но спрашивать не пришлось.