: он надеялся, что это сделает его счастливым.
Его любовница хранила до последнего дня его фото в рамке, рядом с фотографией своей матери.
Что касается плиты, юморист Лоран Рюкье был убежден, что он ею пользовался, но полной уверенности в этом нет**.
* * *
Чтобы определить место этого случая, отойдем в сторону от классификаций наших охотников за убийцами и просто разделим убийства на убийства ради пользы и убийства ради наслаждения.
Первые имеют абсолютно определенный финал, который находится вне этих преступлений: уничтожение Другого здесь только средство для достижения этого финала, представляющего собой пользу, которая будет личной (всегда находится рациональный, то есть всем понятный, мотив) или общественной (власть убивает, чтобы не допустить преступления). Преступление ради наслаждения одновременно обескураживает и возбуждает, потому что его финал находится в нем самом. Оно вызывает в субъекте удовлетворение, которое принадлежит только ему и не может быть ни с кем разделено: никем не постижимое, неподдающееся универсальному, по определению непроизносимое; никакая психологическая беседа не заставит говорить о нем, никакая статистика не уничтожит его своеобразия.
Преступления для общей пользы требуют расчета: это верно как для Беккариа, Бентама, Бадинтера***, реформаторов, так и для Жозефа де Местра, расчет которого консервативен. Преступление для личной пользы активизирует рассудок, причинно-следственную связь, дедукцию, в то время как удовольствие ничего не значит в неизменном успехе Шерлока Холмса, Рулетабилля, Эркюля Пуаро, Мегрэ. Но преступление для преступления, то есть для наслаждения, заставляет вибрировать другую струну. Это больше не свободная игра общей для мыслящего человечества способности рассуждать, но самый тайный театр импульса («жестокости», как говорил Антонен Арто), который изолирует каждого из говорящих людей в его неотчуждаемой негуманной части.
Можно было бы считать убийство одним из Прекрасных искусств, согласно бессмертной формуле Томаса Квинси. Бессмертной, но созданной лишь для того, чтобы сбить с толку: она очень хорошо показывает, что убийство ради наслаждения, murder of pure voluptuousness, в эстетическом плане скорее расположено в сфере возвышенного в понимании Канта. Воображение здесь является доказательством его бессилия