Солнце скучно смотрело на сонное вращение планеты. Две ракеты по очереди поплыли на восток, и опять проснулся голод, когда Иван разобрался с уткой и первый раз за день улыбнулся, наблюдая за псом. Пес наступал гигантской лапой на кишки, оттягивая громадную, добрую морду в сторону.
– Балдей теперь, – сказал Иван.
2
После обеда пришел постоянный клиент Лёшик – коренастый, лысый, хромой парень, лет тридцати. Он, как всегда, смотрел на ботинки, заискивающе улыбался и неловко прятал протез за здоровую ногу.
– Добрый день! – сказал он, а потом, не дав Ивану заговорить, выпалил разом: – Я за горючим. Прежняя у вас цена? Мне бы литрушку. Вот соточка.
Иван выдал самогон в темной бутылке из-под еще довоенного виски.
– Может, закуску вынести, Лёшик? У меня котлеты есть.
Лёшик сначала замахал руками, но после повторного предложения обреченно согласился.
Присев у железных ворот коробовского дома на покрышку, Лёшик налил в пластиковый стакан самогона и принял подогретую котлету, уложив ее на ладони. Иван присел рядом. Двое мужчин на покрышке: солдат и уклонист.
Иван помнил Лёшика по школе – веселый, умный, крутой старшеклассник, которому завидовали. Волосы до ушей, неуставные драные джинсы, кроссовки какие-то немыслимые.
После выпускного Лёшик уехал учиться в город, потом работал кем-то в офисе, а дальше мобилизация во время Последней. Лишился ступни и вернулся в город. За это время организация, в которой он работал, обанкротилась. Пока приделывали протез, пока привыкал, пока опять захотелось жить – средства закончились, и пустили корни долги. Пришлось оставить съемную квартиру и вернуться в поселок. Здесь Лёшик и жил теперь с престарелыми родителями. Работал сторожем при больнице сутки через трое, как водится.
Лёшик посмотрел вдаль – на лес, выдохнул, выпил и закусил котлетой. Некоторое время молчал, потом налил еще и заговорил:
– На фронте вспоминал поселок. И дело же не в том, что я его люблю. Нечего тут любить: разруха с девяностых, и все. А просто это детство, родина. Мне и сейчас снится поселок моего детства. Моя его версия, когда я панковал тут. Вон там, – он указал на стену разбомбленного магазина, – там тусовались. Сидели вечером с семечками и слушали музон на телефонах. Девочки были эмо, а мальчики панки.
Лёшик выпил еще. Его мутные голубые глаза потускнели. Покраснела складка кожи у маленького, как пельмень, уха.